«Школа волшебства» и другие истории

Остров этот имел форму остроконечной шляпы лазорево-синего цвета. Прибрежная полоса была, так сказать, ее полями и составляла в ширину двадцать или тридцать метров, а сразу за ней, утончаясь, будто морская раковина, к небу вздымалась конусообразная гора, прорезанная глубокими расщелинами. Какая бы то ни было растительность на этом острове, похоже, отсутствовала.

Огибая по окружности гору и пытаясь оценить ее приблизительную высоту, Ступе наткнулся на дорожный указатель с двумя стрелками. На той, что отсылала вправо, было написано: «К Низельприму», а на той, что влево, — «К Назелькюсу».

Сначала Ступе не мог решить, в каком направлении ему следует двигаться, потому что ни то ни другое имя совершенно ни о чем ему не говорило. Однако затем он обнаружил нечто такое, что сразу определило его выбор: в действительности существовала только одна дорога, а именно вправо. С левой же стороны — стало быть, там, куда следовало бы идти к Назелькюсу, — громоздились едва ли преодолимые скалистые уступы.

В конце концов Ступе отправился к Низельприму по добротной, удобно проложенной дороге, которая гигантской спиралью закручивалась вокруг горы. Этот Низельприм, очевидно, жил на самой вершине.

Пройдя примерно половину пути, путешественник остановился, чтобы передохнуть и оглянуться назад. Он увидел корабль, стоявший на якоре в открытом море, маленькую лодку у прибрежной полосы — но куда же подевалась дорога, по которой он только что шел? Дороги больше не было, она бесследно исчезла! То есть позади него дороги не существовало — только впереди. Извиваясь, она поднималась все выше и выше. Это открытие неприятно удивило исследователя. Он начал беспокоиться, что угодил в ловушку.

Осторожно, шаг за шагом, поднимался он дальше в гору, при этом снова и снова оглядываясь через плечо и наблюдая, как сразу за ним дорога теряла свои очертания и исчезала, исчезала бесследно, словно ее никогда и не было. Ступе остановился и принялся размышлять. Следует ли ему продолжать путь или целесообразнее было бы все-таки повернуть обратно? Но повернуть означало бы спускаться вниз по исполинской синей скале. Случись ему при этом потерять равновесие, как он тут же сорвется в бездну и переломает себе все кости. А кроме того, так сказал себе Ступе, это странное обстоятельство с дорогой-невидимкой еще нельзя признать достаточным основанием для капитуляции. Открытие легендарной страны Бредландии наверняка поставит перед ним гораздо более трудные задачи. Нельзя ведь с полной уверенностью утверждать, будто ему что-то угрожает, во всяком случае до тех пор, пока с ним не случилось ничего скверного.

Итак, ученый набрался храбрости и продолжил путь. Серпантин дороги становился все уже, и, оставив за спиной последний поворот, Ступе внезапно очутился перед довольно убогой деревянной хижиной.

Ступе подошел ближе и увидел на двери табличку с надписью:

НИЗЕЛЬПРИМ

Визиты весьма желательны,

но лишены смысла.

Просьба стучать по меньшей мере семь раз!

Итак, Ступе ударил в дверь семь раз, а потом — из-за приписки «по меньшей мере» — еще трижды. Затем прислушался и различил в глубине хижины шум, похожий на перезвон колокольчиков. Но вот дверь распахнулась, и на пороге появилась на редкость диковинная фигура. Это был маленький человечек в кумачовом костюме и кумачовом же цилиндре, с огромными черными усами под толстым носом. Концы усов торчали на полметра вправо и влево, словно две турецкие сабли. На руках и ногах, на полях шляпы, в ушах и даже на кончиках усов висели серебряные бубенчики, звеневшие при каждом его движении. А уж усидеть на месте этот странный субъект никак не мог. Он скакал и подпрыгивал почти не переставая, правда, вид у него при этом был такой бесконечно печальный, будто кто-то заставлял его все это проделывать.

— Ага! — воскликнул он, увидев путешественника. — Да тут, без сомнения, гость пожаловал. Хотя никакого проку мне от этого не будет, я все же хотел бы знать, с кем имею честь познакомиться.

— Ступе, — с легким поклоном отрекомендовался ученый. — Станислаус Ступе, шутковед и чепухолог, занимаюсь важными научными исследованиями.

— Какая жалость! — ответил странный малый и подпрыгнул, отчего все его бубенчики дружно зазвенели. — Меня зовут Низельприм, однако не стоит труда, сударь, пытаться это запомнить.

— А что же, простите, достойно жалости? — поинтересовался Ступе. — И почему не стоит труда?

— Ох, бессмысленно объяснять вам это, любезный, потому что вы все равно не удержите всех объяснений в голове.

— Уверяю вас, — возразил Ступе, — память у меня довольно хорошая.

— Однако здесь она вам не поможет. — Низельприм уныло покачал головой. — Дело не в вашей памяти — дело во мне.

У Ступса возникло ощущение, что он явился сюда совершенно некстати, и поэтому со свойственной ему учтивостью он произнес:

— Нижайше прошу прощения, если я вас побеспокоил, господин Низельприм. Может быть, я загляну к вам в другой раз, когда вам позволит время…