«Школа волшебства» и другие истории

В остальном же он был существом нетребовательным и скромным. Настолько скромным, что, несмотря на свои прямо-таки фантастические размеры, он никому не мешал. Даже наоборот, когда он стоял на берегу священной реки, животные, проживавшие по соседству, время от времени использовали его в качестве садового домика. Они прятались между его ногами-колоннами во время дождя или отдыхали в тени его исполинского тела, когда немилосердно палило солнце.

Филимон Фальтенрайх ничего не имел против, поскольку его самого не тревожили и не мешали ему предаваться размышлениям.

Теперь вам наверняка захочется узнать, о чем именно размышлял Филимон Фальтенрайх. Так вот, он, собственно, любил всякую мысль, лишь бы она была великой и прекрасной. Но главное — великой, ибо он сам был таким — и не только телом, но и душой.

Когда, к примеру, бархатисто-синее небо Индии отражалось ночами в священной реке, картина эта глубоко трогала Филимона Фальтенрайха, и он, исполнясь благоговения, думал: «Луна!» Больше он ничего не думал, лишь просто: «Луна!» И это была великая мысль.

Филимон Фальтенрайх мерно покачивался на своих мощных ногах, чуть слышно шелестел щедро отмеренными ушами и чувствовал себя крошечным и незначительным по сравнению с небом, усыпанным звездами. И от созерцания этой красоты сердце его начинало трепетать.

Посещали его, естественно, и другие великие и прекрасные мысли. Например: «Цветы!» Эта мысль была просто безбрежна, хотя сам по себе цветок часто выглядит довольно невзрачно. Но внешние размеры ровным счетом ничего не значат. Это Филимон Фальтенрайх знал, а потому держался тихо и скромно.

Впрочем, случалось и так, что он несколько лет подряд обдумывал одно и то же, поскольку ему казалось, что чем дольше размышляешь, тем мысль становится величественнее и глубже. Надеюсь, что вы все поймете правильно и не станете смеяться над Филимоном Фальтенрайхом, как, например, обезьяны, которые над его головой вели нескончаемые научные беседы, утверждая, что уж они-то с такими простыми вопросами справились бы в два счета.

Филимон Фальтенрайх только улыбался, слыша подобные заявления, посыпал себе голову белым речным песком и молчал. Люди, размахивающие всеми руками и ногами разом, в два счета разделываются со всем на свете. Их крайне трудно убедить в том, что многое в этой жизни зависит вовсе не от умения быстро с чем-либо справиться. Во всяком случае, Филимон Фальтенрайх охотно избегал спешки. Он ведь был мудрецом.

Чуть ниже по течению, там, где священный поток изгибался вправо, на прибрежный песок нанесло внушительную кучу гнилых водорослей.

Вся эта груда довольно скверно пахла. Животные, обитавшие поблизости, с радостью избавились бы от нее, не будь это сопряжено с серьезными трудностями. Дело в том, что водоросли были населены, словно многоквартирный дом. В роли квартиросъемщиков выступала мириадокрылая колония мух всяких мастей и размеров. Сколько именно жильцов насчитывала колония, мухи и сами сказать не могли, ведь они ни секунды не могли усидеть на месте и все время хаотично роились. Но их без сомнения было очень много. Поэтому-то их просто гордость распирала от сознания собственного величия.

— Мы самые важные существа на свете, — без конца повторяли они. — Нас тьма тьмущая. Если бы мы, к примеру, однажды решили, чтй отныне на земле должен воцариться мрак, нам ничего не стоило бы затмить солнце. И то, что мы не делаем этого, доказывает, что именно мы, строго говоря, позволяем солнцу светить. А это с нашей стороны великая милость, за которую все остальные должны целовать нам ноги, все шесть!

С этой точки зрения мухи действительно были весьма важными существами. А посему они считали, что имеют полное право нападать на других обитателей джунглей. Они без спросу садились куда им вздумается, нахально разгуливали где хотели, беспардонно щекотали и кусали зверей и птиц и вообще вели себя так, что и описать невозможно.

Поэтому они никого не желали терпеть рядом со своей кучей, кроме разве что лягушки Квинтилии Квабелли, которая жила на речном берегу под замшелым камнем. Подобная благосклонность мириадокрылой колонии к своей, соседке объяснялась довольно просто: Квинтилия Квабелли рассматривала обитателей колонии исключительно с точки зрения их съедобности.

И вот однажды мухи решили, что раз и навсегда должны доказать джунглям, что именно они являются самыми ловкими, самыми непобедимыми, самыми могущественными — короче говоря, самыми важными существами на свете.

Но как? От затеи с затмением солнца они благоразумно отказались, поскольку день как раз выдался пасмурный. А дни, когда небо затянуто грозовыми тучами, как справедливо рассудили они, не слишком подходят для солнечных затмений. Впрочем, не подлежало никакому сомнению, что они сумели бы его устроить, если бы только захотели. Так что устраивать его на самом деле не было никакой необходимости. Это объяснение вполне удовлетворило «солнцезатменные» амбиции мушиной колонии.