– Послушайте, господин смотритель, но ведь читальный билет мне не аннулировали? – пришлось проигнорировать злобный прищур старика. – Мне нужны сочинения Эррона Вудса. «Абрис – земля обетованная». Она стоит в хранилище, на верхней полке…
– Светлые духи, барышня, я получше вашего знаю свое хранилище! Вы здесь даже не служите!
– В этом хранилище я провела время больше, чем в читальном зале, пока тут у вас на побегушках скакала!
Ненавижу, когда умаляют заслуги других. За тот месяц, что я работала стажером, редкий библиотекарь спускался в подвал! Оставляли книжки на тележках, надеясь, что поутру разберет новенькая, чтобы старикан полдня не ворчал за коллективную лень.
– Увы, барышня, – вздохнул сморчок, – книгу так и не вернули.
– Как не вернули?
– Потише! Вы своей, позвольте, громогласностью мешаете добропорядочным читателям!
– Каким?! – вызверилась я, обводя пустой гулкий зал рукой. Единственный посетитель, первокурсник в красной мантии алхимического факультета, заснувший за столом, вздрогнул и резко поднял голову. Убедившись, что дрыхнет в читальном зале, а не перед преподавателем, он закрыл глаза и снова тюкнулся лбом в раскрытый учебник.
– Как я могу назвать имя читателя, если вы здесь даже не служите? – отбрил меня смотритель.
– Вы разжаловали меня пять минут назад, – в сердцах возмутилась я. – Еще вчера я числилась здесь стажером.
– Ну, так и приходили бы вчера, – вздохнул старик, поднялся со скрипучего стула и, держась за поясницу, оставил меня наедине с пустым залом беситься сколько душеньке влезет. Влезало в меня много, если честно.
Как только сухонькая фигура в черной бархатной мантии скрылась за стеллажами, я зашла за стойку и быстро перебрала карточки посетителей, стоящие в ящике с пометкой «Должники». Оказалось, что книгу абрисского переселенца не вернул Тимофей Доходяга.
– Что еще за Тимофей? – нахмурилась я и мгновенно перед мысленным взором появился образ зализанного помощника ректора, посылавшего мне улыбку маньяка. – Ах, просто Тима!
В тишине зашаркали старческие шаги. Быстро запихнув карточку в карман, я поправила на плече матерчатую торбу с учебниками и вышла из-за стойки.
– Вы все еще здесь? – проворчал смотритель. – Назад все равно не возьму.
– И не надо, – буркнула я себе под нос и торопливой походкой направилась к высоким дубовым дверям читального зала.
Тимофея мне удалось отыскать только к последней лекции. Он выскользнул из дверей ректората, предварительно проверив, много ли народу в людном коридоре. Я даже головой покачала, когда бедняга бочком влился в поток, и, пока он не скрылся за разноцветными мантиями, позвала:
– Тимофей!
От моего крика на прилизанной макушке вдруг встопорщилась прядка, а сам он вжал голову в плечи и припустил быстрее. Пришлось догонять беглеца, лавируя между адептами.
– Тимофей, стой же ты! – настигнув ректорского помощника почти у лестницы, я схватила его за рукав.
– Ой, Валерия! – несколько раз недоуменно моргнув, наконец улыбнулся он.
– Эррон Вудс у тебя?
– Где?
– Ты брал фолиант «Абрис – земля обетованная»? – Я вытащила из кармана помятую карточку, сворованную в читальном зале.
Глаза Тимофея покруглели. Побледнев в цвет белой простыни, он поспешно огляделся вокруг, не подслушивает ли кто-нибудь.
– Отойдем! – Зубрила изо всех сил вцепился в мой локоть и, выказывая неожиданную прыть, потащил вниз по лестнице.
– Что случилось-то? – едва не теряя равновесия, я частила по ступенькам. Мы как будто не библиотечную книжку обсуждали, а посеянную депешу о заговоре против короны.
Пришлось прыгать до первого этажа и прятаться под темной лестницей рядом с дверью в хозяйственный чулан, будто кому-то было дело до стащенных библиотечных фолиантов или до нас самих.
– Как можно говорить такие вещи на людях? – высказал претензию Тимофей, буквально загнав меня в угол.
– Какие вещи? – озадачилась я неожиданным волнением ректорского помощника.
– Я… я не могу вернуть книгу в хранилище! – с надломом вымолвил он. – У меня ее отобрали!
– Кто?! – моему изумлению не было предела. В голове рисовались странные, с любой точки зрения, фантазии, как Тимофея Доходягу, полностью оправдывающего свою фамилию, припирают к стенке под этой самой лестницей, грозят шваброй и отбирают библиотечную редкость.
– Мама! – прошептал он с покрасневшими от непролитых слез глазами.
– Чего? – смешок пришлось замаскировать под кашель.
– Она сказала, что благородным юношам не пристало читать о грязном мире.
– К-к-каком? Почему он грязный-то?
– Так мама говорит. Такой стыд! Это же почти воровство книги!
Он отошел, схватился за голову, потом вдруг сжал мои плечи. Мельтешение его длинных худых рук происходило так быстро, что я даже несколько смешалась.
– Позор! – причитал бедняга. – Конец всему! Мы теперь не сможем заниматься за соседними столами! Как мы еще будем видеться?