Школа выживания

– Потому что в тот раз я переместилась и попалась! – заорала я, потеряв самообладание, и, раскрыв ладонь с темной руной, ткнула едва ли не в нос упрямице: – Вот что Абрис сделал со мной! Мне повезло, я выжила, но что будет с неофитом от такой руны?! Что будет с тобой, Крис?

Ошеломленная девушка разглядывала розоватые рубцы, ставшие заметными после последних перемещений. И чем дольше она таращилась на мою дрожащую руку, тем отчетливее на ее маленьком веснушчатом личике проявлялась брезгливость.

– Со мной такого никогда не случится…

– Дура!

Тяжело дыша, словно наперегонки бежали стометровку, мы буравили друг друга злыми взглядами. Во рту стало горько от подступившей желчи.

– Крис, ты моя лучшая подруга, и я уверена, что завтра мы обе отчаянно пожалеем об этом разговоре… Но если ты хочешь портить себе жизнь, то так и поступи, останавливать тебя не стану. Только больше не проси моей помощи, потому что я умываю руки! Не желаю следить за тем, как ты себя уничтожаешь!

Служба уже закончилась, молельщик Серебров читал проповедь о том, что светлых магов отличает от темных человечность. Басовитый голос возносился к куполу святилища и терялся в кроне Древа Судьбы. Выскочив из-за ширмы, я направилась к выходу, яростно стуча каблуками по мраморному полу, и, зашептавшись, народ начал оборачиваться в мою сторону.

До последнего мгновения мне казалось, что Крис попытается остановить меня, потому что три года близкой дружбы что-то да значат для нас обеих, но она просто позволила мне уйти.

* * *

День за окном уютной чайной обманчиво казался погожим. Часовую площадь озаряло бронзовое остывшее солнце, только тепла все равно не было. Высокая часовая башня отбрасывала длинную ломаную тень. Сильный ветер, расчистивший небо от облаков, задал работы дворникам. Обсушил мостовые, но растрепал лысеющие кроны деревьев, распушил примятые дождями ковры опавших листьев. По огромным лужам разбегалась рябь, точно по потревоженной озерной глади, а недовольный народ придерживал шляпы и подхватывал полы разлетающихся одежд.

Дожидаясь Тимофея, я переписывалась с Кайденом, но предусмотрительно прикрывала ладонью темную руну, вспыхивающую розоватым отблеском каждый раз, когда приходило очередное сообщение из Абриса.

«С подругой помирилась?» – спрашивал он.

Утром я отправила Крис записку, что готова ее прикрыть, но посыльный вернулся с нераспечатанным конвертом.

«Она делает вид, что мы незнакомы».

«Как ты выбираешь круг общения?» — менторским тоном уточнил Кай, словно проворчал на ухо.

– Сказал человек, почти месяц морочивший мне голову! – раздраженно огрызнулась я, приблизив магический планшет к губам, как будто через руну он мог услышать недовольное ворчание.

Тут в чайной, окутанной ароматами бергамота, лимонграсса и мяты, открылась дверь, и сквозняк внес Тимофея с букетом из пяти белых мохнатых астр в руках. Следом вплыла дама с объемной сумкой на локте и в драповом пальто с воротником из лисы, настоящей, выпотрошенной и, очевидно, когда-то бегавшей по лесам Тевета.

Тима остановился, поправил очки. Торчащие уши краснели от уличного холода, взгляд был растерянным. Когда взгляд очкарика остановился на мне, то на прилизанной макушке вдруг восторженно затопорщилась прядка.

– Кай, как хорошо, что ты меня сейчас не видишь… – обреченно вздохнула я.

А через мгновение у меня самой встопорщились волосы на голове, притом все разом, потому как дама с лисьим воротником двинулась следом за Тимофеем. И без представлений стало ясно, что он явился в компании своей не к добру помянутой матушки. Хотелось верить, что просто не сумел отбить абрисский фолиант у родительницы, а потому доставил их, в смысле родительницу, книгу и мертвую лису, прямехонько в чайную.

– Здравствуйте, – поднялась я из-за стола, чтобы отвесить госпоже Доходяге вежливый поклон.

– Сидите, сидите, – отозвалась она и приказным тоном указала сыну: – Чего замер? Подари девочке цветочки.

Тима сделал попытку сунуть мне букет, и пару секунд, усыпая скатерть лепестками, мы передавали веник из рук в руки с обоюдным желанием от него избавиться. Похоже, для нас обоих ноша была непосильной.

– Не стоило, – сдалась я, все-таки принимая астры, но тут же положила их на край стола, как будто крупные венчики-шары обжигали, как борщевики.

– Это моя мама, – протянул парень. – Мама, это Валерия.

– Много слышала о вас от Тимошеньки, милая девочка, – усаживаясь на отодвинутый сыном стул, объявила та. – Можете называть меня мамой.

Милая девочка, то есть я, икнула и, плюхнувшись обратно на свое место, прихлебнула остывший чай. Пристроился и Тима. За столом повисло напряженное молчание, которое попытался нарушить подавальщик, но быстро смылся в глубь чайной, отосланный рукой госпожи Доходяга.

– Вы, дети, общайтесь, – наконец предложила она. – Не обращайте на меня внимания.

На мой вопросительный взгляд Тима покраснел и вымолвил:

– Книжка у мамы в сумке.

Выходило, что сочинение абрисского переселенца сделали заложником.