Школа жизни

Ячейка вовлекала фабричных парней и девушек в кружки художественной самодеятельности, помогала рабочим и работницам ликвидировать свою неграмотность, создала школу политграмоты, добиваясь, чтобы все комсомольцы хорошо работали на производстве, правильно вели себя в быту. Почти все комсомольцы стали читателями библиотеки. Рос авторитет ячейки, росли ее ряды.

К сожалению, скоро мне пришлось покинуть поселок. Связано это было с моей болезнью. Уехал к старшему брату Николаю и устроился работать конторщиком на заводе «Красный боевик», под Тамбовом. Сейчас это город Котовск.

Рабочие завода активно участвовали в борьбе за Советскую власть на Тамбовщине, в ликвидации врагов революции. Красногвардейские отряды «Красного боевика» действовали не только в рабочем поселке, но и в самом Тамбове, участвовали в подавлении кулацко-эсеровских мятежей. Тысячи рабочих завода сражались на фронтах гражданской войны.

Во время деникинского наступления конница генерала Мамонтова прорвалась в тыл Красной Армии и подходила к Тамбову. Меня, шестнадцатилетнего комсомольца, по мобилизации направили в коммунистический отряд. В соприкосновение с войсками Мамонтова мы не вступали, но принимали участие в ликвидации кулацко-эсеровских банд. Когда же прорыв Мамонтова был ликвидирован регулярными частями Красной Армии, мы вернулись на свой завод и несли его охрану.

Вскоре наш отряд распустили. И мне, откровенно говоря, было жаль расставаться с винтовкой, красноармейской шинелью и шлемом. В те дни Красная Армия на Южном фронте начала успешное наступление.

Как-то на заводе стало известно, что приехал «всероссийский староста» Михаил Иванович Калинин. Посмотреть и послушать Михаила Ивановича собралось множество народу. Протолкался поближе к трибуне и я.

Прежде всего меня удивило, что «всероссийский староста» по виду ничем не отличается от окружавших его рабочих и крестьян. Те же сапоги, та же косоворотка. Только, может быть, подобротнее да сидит половчее.

Не повышая голоса, спокойно и откровенно говорил Михаил Иванович о том, что больше всего волновало: о разрухе, о лишениях, о том, что нужно делать каждому, чтобы справиться с этими бедами. В заключение Калинин высказал мысль, что-де всякая, даже самая небольшая, работа идет на пользу Советской власти. Он призвал каждого, кто бы чем ни занимался, относиться к своему делу старательно, вкладывать в него всю свою душу.

Крепко запомнил я эти слова и всю жизнь старался следовать им. Может, потому любил при каждом удобном случае «похвастаться» тем, что еще в юности слушал Михаила Ивановича Калинина.

В стране свирепствовал голод. Повсюду из рабочих создавались продовольственные отряды. Как-то вызвал меня к себе председатель заводского комитета комсомола.

— Комсомольская организация направляет тебя в продовольственный отряд заготовлять хлеб. Не возражаешь?

— Нет, — без колебаний ответил я.

Наш отряд в Кирсановском уезде Тамбовской губернии добывал хлеб для Красной Армии, для населения Москвы, Петрограда и рабочих своего завода. Кулаки, не желая отдавать хлёб, прятали его, гноили, бешено сопротивлялись. Из-за угла они убивали коммунистов, бедняков, продармейцев.

С помощью актива из комитетов бедноты мы находили спрятанное кулаками зерно. Охраняли склады, сопровождали обозы с хлебом на железнодорожные станции, сидели в засадах. Зима в тот год выдалась холодная и вьюжная. Переезжая из села в село за десятки километров, мы, чтобы согреться, бежали за санями. Часть бойцов ходила с обмороженными лицами, руками и ногами. Но никто не жаловался на трудности.

Дорого доставался тогда хлеб. Для каждого из нас участие в заготовках было серьезным испытанием, большой практической школой. В первых рядах продармейцев шли коммунисты и комсомольцы. Помимо своих основных задач, мы выступали среди крестьян с докладами и беседами, помогали местным организациям в текущей работе, устраивали вечера художественной самодеятельности.

Командовал отрядом рабочий нашего завода коммунист Федор Шелдовицын. Это был очень энергичный и инициативный командир, его в отряде уважали и любили.

В продотряде я подружился с молодым петроградским коммунистом Ваней Бариновым. Он был на два года старше и многому научил меня. Мы жили душа в душу.

Нас часто посылали в засаду куда-нибудь за село ловить спекулянтов, которые возами закупали и перепродавали зерно, мясо, соль. Когда очередь доходила до Вани, он обычно говорил мне:

— Сегодня иду в наряд.

— И я с тобой.

Целую ночь на морозе или в дождь сидим мы за селом и внимательно следим за дорогой. Ни на минуту не смыкая глаз, крепко держим в руках заряженные винтовки, шепотом рассказываем друг другу о себе, о товарищах по отряду, о родных местах.

Особенно Ваня любил рассказывать о своем родном Питере. Он хорошо знал город, был свидетелем Октябрьской революции, и я часами готов был его слушать, мечтал:

— Вот бы побывать когда-нибудь в Петрограде!

— Обязательно побываешь, — говорил Ваня, — Только сначала надо разбить контру.