Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник)

Все-таки от гуманитарных наук мозги сильно воспаляются: слишком много там жарких эмоций и мало охлаждающего влияния логики и отрезвляющего действия эксперимента. Зато когда в девятом классе нашим классным руководителем вместо русички Марины Ивановны стала физичка Нина Михайловна, жизнь существенно улучшилась. Слава естественным наукам!

Но больше всего у нас в классе, как ни странно, любили уроки математики, причем совершенно независимо от собственных успехов по этому предмету. Потому что любили математика – Лелика, Леонида Михайловича Гурбо. У меня вообще получилось интересно. Моя мама училась у его отца, сам Лелик учился у моей мамы, а я – опять же у Лелика. Такая цепочка. Так вот, среди напряженного и суматошного школьного дня у нас всегда были отдушины – уроки математики, где никогда не было тягостной атмосферы страха или скуки, а, напротив, было весело, легко и свободно. Когда планируем с одноклассниками вечера встреч и думаем, кого звать, все тут же дружно вопят: «Ле-е-лика!!» Потому что помним его и любим. Все-таки самое главное в школе – это личность учителя. И если есть среди школьных учителей хотя бы один-два действительно светлых человека – считайте, что вам повезло.

А вообще-то школа напоминает мне тесный ботинок. Как получается: вот ты прогуливаешься босиком по травке, шлепаешь по лужам, пребывая в счастливом дошкольном домашнем детстве, потом в первом классе на тебе зашнуровывают жесткие башмаки не по размеру и начинают дрессировать, то есть учить жизни. И что мы видим: пятки стерты в кровь, пальцы мучительно подогнуты, ты уже не весело порхаешь, а понуро хромаешь. Потом, к старшей школе, становится немного легче – где-то на ногах нарастают плотные мозоли, а где-то в башмаках образуются прорехи, и через них можно время от времени пошевеливать пальцами, почуявшими свободу.

Память прокручивает ленту воспоминаний, и можно нырнуть в самое начало школы. Там всё по-прежнему: громоздкие зеленые парты с щелкающими тяжелыми крышками тремя длинными рядами выстраиваются в просторной классной комнате, белые двери и окна вытягиваются к потолку, а сам потолок отодвигается куда-то далеко-далеко, к небу.

Я сижу на первой парте, передо мной – Полина Александровна, наша учительница. Она немолодая, сухощавая, строгая и четкая. Главное в классе – порядок. Всё по правилам, по ранжиру, всё на своих местах. Ученики тоже рассортированы: у окна – колонка «умных» отличников-хорошистов, в центре – середнячки, у двери – «худая» колонка для хулиганов и двоечников. Учиться не трудно, а вот все остальное – очень трудно. Здесь, в школе, все становится как-то неловко, неуклюже, незнакомо, форма неудобная, ранец большой. А главное – время становится вязким, медленным и долгим. Четыре урока – это очень большой школьный день, неделя от понедельника до субботы – огромное пространство, наполненное переживаниями, тревогами, домашними заданиями, контрольными работами, диктантами.

Самый любимый день – суббота, на последнем уроке в субботу – внеклассное чтение. Дежурные приносят в класс металлические корзинки с треугольными пакетиками молока и хлебом. И вот оно счастье, – сидишь, пьешь прохладное молоко с пахучим ржаным хлебом и слушаешь книжку про пионеров-героев, а впереди воскресенье…

А где-то далеко еще и каникулы, но ждать их приходится очень долго. От одних каникул до других простирается целый океан, который по опасным волнам надо умудриться переплыть на своей маленькой лодочке. Когда начались мои первые летние каникулы и я стала мысленно рассматривать прошедший год, у меня перед глазами сам собой нарисовался большой разноцветный бублик, с одной стороны которого было светлое солнечное лето, а с другой стороны – напротив – темная, темно-синяя зима. Между ними – весна и осень. Этот бублик, или, по-научному, – тор, был огромный, живой, он покачивался передо мной и переливался красками. С тех пор я именно так и вижу время, и когда мне говорят: а у меня день рождения, например, в сентябре, – я тут же вижу свой сентябрь, на боку переливающегося круга, где сентябрь уже чуть темнее летнего августа, но еще золотист и ярок. Увидев эту картинку впервые и еще раз мысленно пройдя через осень, зиму и весну первого класса к летним каникулам, я подумала: какой огромный год, и таких в школе – целых десять! Я постаралась представить себе бесконечность этих десяти лет, и у меня даже голова закружилась. Подумала тогда: какая длинная жизнь…

Игорь Соловьев Она так и сказала: «У-у-у, гнида!..»

Казанская зима в том году была мягкой, просто на редкость. Оттепели шли одна за другой, сопровождаемые снегопадами и метелями. Однако большого таяния снега не случалось – что называется, зима держалась в рамках.