Школа жизни. Честная книга: любовь — друзья — учителя — жесть

Наша Авторская экспериментальная школа № 47 открылась в 1991 году. Кларисса Дмитриевна работала в ней с первого дня. Это была маленькая сухая старушка в больших квадратных очках. Выражение лица всегда недовольное, губы всегда поджаты. Ученики звали ее «Муха» и, завидев в коридорах, начинали тихонько жужжать. Так она и ходила по школе под тихое «Бзззз». Никто из нас не знал, что именно она преподает и преподает ли вообще, хотя, говорят, когда-то давно она была удостоена звания «Заслуженный учитель».

Раз в году, в мае, она проводила для младшеклассников праздничный урок, посвященный Дню Победы. Рассказывала о тех днях и своих наградах. С урока уходила всегда с букетами гвоздик. В остальное время ее работой было следить за порядком. Утро и пересменок она проводила у парадных дверей школы вместе с дежурным учителем. Проверяла сменную обувь, «Личную книжку» (что-то вроде дневника лицеиста), оценивала «деловой стиль» каждого. Формы у нас уже не было, и это, кстати, отдельная гордость – лицей первым в городе отказался от платьев и фартуков. Но этот самый «деловой стиль» не давал покоя ни учителям, ни ученикам. Первые чуть ли не раз в полугодие обновляли дресс-код, вторые находили способы его нарушить. Помню год, когда девочкам запрещалось ходить в брючных костюмах; год, когда нельзя было носить юбки выше колена; год запрета любых каблуков, цветных блузок, свитеров, и не приведи господь заявиться на уроки в джинсах!..

Надо сказать, в Иркутске середины и конца 90-х проблем со шмотками для подростков не было. Город рядом с Китаем, и китайская толкучка, называемая в народе «шанхайкой», функционирует по сей день. У нас не было «сникерсов» и «марсов», зато дутые пуховики с торчащими из швов перьями появились еще тогда, когда жители остальных городов ходили зимой в тяжеленных шубах и мешковатых советских пальто. Не знаю, какие у вас, «в Европе», весной года 96-го были головные уборы, а у нас, в Сибири, все девочки от семи до пятнадцати мечтали о малиновых капорах с «шанхая», а осенью хором переоделись в бирюзовые беретки.

Ученицы старше пятого класса часто имели при себе два комплекта одежды. Через главный вход мимо двух дежурных старшеклассников, дежурного же учителя и «Мухи» мы шли в белых блузках, серых пиджаках и юбках средней длины. Тут же сворачивали в туалет, запихивали весь «деловой стиль» в целлофановые мешки и переодевались в модное шмотье. Кто-то ограничивался вельветовыми штанами и кроссовками на платформе, кто-то менял наряд целиком: вязаную кофту или цветастый топ вместо блузки, супер-мини вместо «средней длины», добавлялась пышная прическа + макияж. Все это держалось до первой перемены – дальше начинались облавы, приходилось снова переодеваться в «белый верх, черный низ» либо ехать «за родителями». Учеников, одетых не по правилам, не имеющих сменки и совести (а в «джинсе», разумеется, ходят только бессовестные), отправляли домой или заставляли писать объяснительную.

Однажды тетя, которая как раз в девяностые эмигрировала в США, прислала мне из Бостона шикарный вязаный свитер с «горлом» светло-сиреневого цвета. Естественно, появляться в нем в школе было запрещено, но кого это волнует? Сначала я таскала его с собой и каждый день переодевалась в туалете. Потом осмелела и просто стала надевать свитер под застегнутый серый пиджак, а после ежеутренней проверки пиджак снимала. Потом мне пришло в голову: как здорово американский сиреневый свитер будет смотреться с темно-зелеными клешами в мелкий рубчик! И как-то раз заменила ими свою обычную юбку.

В школу в тот день я прошла не через главный вход, а через спортзалы (тогда физру вели практиканты, которые с нами дружили и по утрам открывали уличные двери). После первого урока никаких проверок не было, дежурные учителя ходили, видимо, по другим этажам. А дежурным старшеклассникам было абсолютно все равно, что там за свитер и хипповские штаны гуляют по коридорам. Я совершенно расслабилась, потеряла бдительность. И вдруг после третьего урока (как сейчас помню – литературы) краем глаза увидела «Муху»: она стояла в противоположном конце коридора и внимательно смотрела на меня. Она сделала пару шагов, я спешно зашла в кабинет, потом выскочила из класса и понеслась куда-то: то ли на другой этаж, то ли под лестницу. Она почему-то не стала ждать меня в кабинете. Хотя, вспоминая этот случай сейчас, думаю, это было бы логично: ведь я все равно рано или поздно вернулась бы на урок, и там, при всех, можно было бы провести со мной воспитательную работу. Но нет, она не стала ждать, а решила меня догнать.

Я скрывалась от «Мухи» всю перемену, она ходила за мной, звала дежурных и кричала, чтоб я остановилась. Наша игра в кошки-мышки продолжалась до тех пор, пока я, пробегая мимо кабинета директора, не столкнулась с нашей «Мухой» лоб в лоб и чуть не уронила ее на пол. Чудом ей удалось устоять на ногах. «Муха» была в ужасе от такого поведения, да что уж там – даже я испугалась собственной наглости!