Школьные годы чудесные

Я только и смог сделать, что кивнуть ей в ответ. У неё ж глаза, как два омута, в которых я немедленно утонул.

Наталья Михайловна отметила нашу пикировку, но ничего не сказала, только вздохнула.

После этого весь урок ни меня, ни Светку она не спрашивала. Зато по полной программе досталось Мишке, которого она вызвала к доске. Мой приятель попытался отвертеться, мол, расписание поменяли, готовился совершенно к другому уроку, к следующему дню и вообще… Наталья Михайловна внимательно выслушала все аргументы, кивнула и предложила ответить по предыдущей теме. Увы, спекся Михаил Анатольевич Савин. Не помогли даже подсказки Андрэ.

На перемене после второго урока я наскоро проглотил завтрак — макароны с тонкой половинкой кружка любительской колбасы, булочкой и чаем, совершенно не почувствовав вкуса.

В коридоре у дверей библиотеки меня остановила Верка Подгорина.

— Антон, подожди! — она ухватила меня двумя пальчиками за рукав и застенчиво потупилась, когда я встал рядом.

— Что, Вер? — спросил я.

— Ты про нас с Герой никому не говорил?

Я улыбнулся:

— Нет, Верунчик, не говорил. И даже не планировал.

— И Савину?

— И Савину. И Комарову, — и съязвил. — И даже любимой мамочке!

— Спасибо, — она благодарно посмотрела на меня. — А хочешь, я тебе Дюма дам почитать? Или Жюль Верна? Или сам выберешь. Покопаешься в закрытом фонде?

— Хочу, конечно! — я и не думал отказываться. В закрытом фонде хранились дефицитные книги, которые учителям-то давались «со скрипом», а уж учащимся — никогда!

— Он хороший, правда! — вдруг быстро-быстро проговорила Верка. — У него раньше голова просто сильно болела. А сейчас он даже курить бросает и совсем уже не пьет.

Я кивнул. Потом посмотрел на часы.

— Пойдём на урок! А то время уже.

Зазвенел звонок.

— Я подойду. А ты иди… — кивнула Верка.

Вот говорят, не поминай, мол, чёрта всуе… Мимо прошёл Енкелевич (ну, столовая же рядом с библиотекой!), поздоровался со мной, равнодушно глянул на Верку, кивнул ей чуть ли не одними глазами. Она в его сторону даже не посмотрела. Конспираторы, блин! Наверное, я с минуту стоял с открытым ртом.

Астрономию с тощей, как вобла, но добродушной Галиной Семеновной, а после и русский с литературой, совсем не обращая внимание на Лавруху, я еле высидел, чувствуя себя как на иголках.

Всё это время моя любимая садистка Светлана сидела со мной рядом, как ни в чём не бывало. Она улыбалась, отвечала на вопросы, что-то даже говорила. Пару раз спросила линейку отчертить поля в тетради по литературе. Со стороны, могу поспорить, никто и подумать не мог, что в отношениях у нас что-то поменялось.

Только я чувствовал растущую с её стороны вширь колючую полосу равнодушного отчуждения между нами.

В конце последнего, пятого урока Светлана обратилась ко мне, пустив в голос капельку тепла:

— Всё по плану? Сейчас идём ко мне?

— Ты не сказала, что случилось, — ответил я.

— Это не имеет значения, — буркнула она, не глядя на меня. — Так мы идём или нет?

Вопрос прозвучал с каким-то надрывом.

— Идём! — согласился я.

На ступенях Светлана протянула мне портфель. Я взял. Спускаясь со ступеней, мне словно ожгло спину. Я обернулся. В дверях стояли мои друзья-одноклассники. Андрюха улыбался, а вот Мишка смотрел на меня как-то непонятно, то ли с жалостью, то ли с тоской, или вообще, словно хотел что-то сказать.

Светка подхватила меня под руку и потащила за собой:

— Ну, идём же! Что встал?

Прежде всего я, как всегда, вымыл руки. Пока раздевался (куртка, пиджак, рубашка), Светлана традиционно сходила в душ. Пришла, закутанная по самое горло в свой банный белый махровый халатик, села на кровать.

— Мне как сегодня лечь? — спросила она, почему-то пряча глаза.

— Да как хочешь! — внезапно разозлился я. — Можешь вообще попрыгать!

На меня нахлынуло чувство равнодушной усталости. Кажется, всё перегорело. Или надоело. Когда-нибудь такое должно было случиться. Я в очередной раз пожалел, что Герис пропал. Он бы подсказал в конце концов. Или уровень, как он говорил, гормонов снизил.

Я встал, одел рубашку, костюм и направился в прихожую.

— Да ну тебя нафиг! — отмахнулся я. — Два дня уже глумишься. Другого себе найди.

— Антоша! — она подбежала ко мне в прихожую, когда я уже натягивал туфли. — Ну, пожалуйста! Пожалуйста!

Она даже обняла меня, прижалась ко мне, и я опять растаял.

Снова разулся, повесил костюм в прихожей, прошёл в её комнату.

— Ложись на спину, — скомандовал я. — У нас с тобой остались только мышцы груди и живота.

Она скинула халат, оставшись в широких трусах и бюстгальтере, легла поверх покрывала, вытянувшись и сжав ноги, закрыла глаза. Под самой ключицей я заметил у неё квадратный кусок пластыря.

— Что это? — удивился я.

Она немедленно закрыла его рукой:

— Не трогай, пожалуйста! Прыщ вскочил.

— Ну, ладно, — ответил я, решив вернуться к этому вопросу потом, после процедуры, с точки зрения лечения.