Школьные истории

Сосед Мироныча долгие годы работал с ним на одном заводе и знал, как этот Мироныч выступал за честь предприятия, играя в футбольной команде. В 1950-е годы все его знали. Но что такое заводская футбольная команда? Много ли шансов у неё или её игроков добиться славы за пределами города? Много ли шансов подняться наверх? Лишь на уровне области. Иногда приезжали в наш город на товарищеские матчи столичные команды первой лиги или дубль-составы. Делали счёт десять ноль и уезжали обратно, учитесь, мол.

Мироныч в таких играх никогда не участвовал, за что некоторые болельщики не любили его. И вот однажды приехали очередные мастера преподать урок.

— Ладно, — буркнул тренеру Мироныч, — запиши и меня в запас на второй тайм.

Для футбола он давно уже был ветераном, но тренер понял, что Мироныч хочет сыграть в последний раз. Все его знали, как игрока, способного сделать тонкий пас. Таким и запомнили до последней игры.

После первого тайма заводская команда проигрывала со счётом восемь ноль. Во втором тайме тренер гостей сразу же сделал все замены, выпустив на поле молодёжь. Мы же выпустили ветерана Мироныча. Для его недоброжелателей такое решение тренера вызвало свист на трибунах.

Сосед рассказал Павлику, что именно он был с Миронычем в раздевалке последним перед выходом на второй тайм. И Мироныч как-то загадочно спросил у него, знает ли он, что такое прорыв в штыковом бою?

— Нет. — Удивлённо ответил сосед.

— А вот мой друг Яшка наверное знает. — Улыбнулся Мироныч. — Только сказать не может.

Он медленно пошёл к выходу, затем остановился у двери на мгновение, о чём-то задумался, обернулся и произнёс:

— А он мне всю жизнь снится.

То, что произошло во втором тайме, не поддаётся никакому описанию. Мироныч взял игру на себя. Даже тренер удивился, что тот владеет филигранной обводкой. Важно, контролировать мяч в ногах, крепко держать винтовку в руках, и тогда получится прорыв. И он воплощал этот прорыв ещё и ещё раз. Получал мяч на поле противника и устремлялся по кратчайшей линии к воротам не взирая на то, что перед ним было четыре или пять игроков.

На первые отыгранные два мяча казалось никто и внимания не обратил. Случайность, мол. Тренер гостей обратил. Он дал указание своим держать «этого». И когда Мироныч в следующий раз подхватывал мяч, к нему устремлялись добры молодцы всем скопом. Тактика игры была нарушена, потому что на поле вышел человек, не собиравшийся доигрывать матч, а при счёте восемь ноль собиравшийся его выиграть. Такое возможно было лишь в мгновение наивысшего душевного подъёма, в мгновения самопожертвования, буд-то совершаемое ныне совершается в последний раз.

Каждый новый прорыв давался Миронычу с трудом. На поддержку ему были брошены все голоса трибун, включая недавних «доброжелателей».

— Мироныч! Давай!!!

Кто-то из ветеранов, пришедших на этот матч, со слезами на глазах кричал:

— Бей их! Давай, Мироныч!!!

И Мироныч бил. Бил по мячу. Его били по ногам, а он всё равно прорывался и выходя один на один с вратарём бил по мячу. Ещё гол. И ещё гол. «Яшка! Давай!» — кричал он, из последних сил превозмогая боль в кровоточащих ногах.

Он всё время бегал. Все сорок пять минут непрерывно бегал. Только он один тогда знал, что не может остановиться. Если остановится, то всё, не пойдут больше ноги. «Лишь бы дыхалки хватило», — думал и молился про себя.

— И мы их выиграли! — Небрежно и с достоинством отмахнулся широким жестом театрального актёра сосед. — Научили этих столичных пижонов уважать себя.

— Какой счёт? — Спросил Павлик.

— Десять им вколотили, понял?! Десять мироновских. Вот так вот.

Рассказывая о том матче, сосед, видно, вспомнил своё время и душа его омолодилась. То была последняя игра Мироныча — обыкновенного трудяги с завода, игравшего иногда в футбол за его честь. И Павлик в своём сочинении всё как есть рассказал, но своими словами. Ну что может ребёнок такого рассказать, что кто-то из учителей даже поплакал про себя в учительской над этим сочинением. А вот, оказывается и ребёнок может. Павлику простили, что написал он не по теме.

А в девятом классе последовало новое сочинение. Про одну женщину, даже, можно сказать, старушку. От кого Павлик узнал про неё неизвестно и он сам не признался, сколько не спрашивали.

В нашем городе было два железнодорожных вокзала. Один построен перед Первой Мировой войной и он до сих пор существует. А второй старый, ещё в XIX веке построенный. Он был интересен в архитектурном отношении. Главный фасад каменный, а залы ожидания деревянные. Я этот вокзал совсем не помню, потому что в другом районе живу. Более того, последние десятилетия здание заброшенным стояло и не функционировало. А во вторую войну как раз на этот вокзал раненых и привозили.

Работала в одном из госпиталей города эта женщина. Сын у неё был на фронте. Вот она всегда раненых принимала на этом вокзале. Война кончилась. Сына не дождалась. И каждый день в один и то же час приходила к этому вокзалу поезда с ранеными встречать. Люди уж знали про неё и считали сумасшедшей