Школьный бунтарь

— Да ладно тебе, Алессандро. — Она краснеет так, что кажется, что это отработанно на практике. — Сейчас двадцатый век. Здесь, в Роли, все прогрессивные. — Она протягивает руку и кладет ладонь мне на грудь. — Большинство парней считают это комплиментом, когда на них обращает внимание одна из Сирен.

О, Боже правый. Что, черт возьми, происходит прямо сейчас? Это, должно быть, шутка. Я осторожно беру ее руку и убираю ее с моей груди.

— Алекс, — говорю я. — Меня зовут Алекс. И... ты ведь знаешь, что сейчас двадцать первый век, верно?

Она моргает, сдвинув брови.

— Чувак. Конечно. Именно это я и сказала.

— Ладно. Что ж...

У меня нет на это времени. Или чертой энергии. Я поворачиваюсь и ухожу, оставив ее стоять там. На этот раз, к счастью, у нее достаточно здравого смысла, чтобы отпустить меня.

Глава 8.

Не пререкаться с Максом во время урока близнецов оказалось легче, чем я ожидала. Это стоило мне пять баксов и Hot Pocket, но это цена, которую я готова заплатить. Когда доктор Кумбс приезжает за мальчиками, взволнованный и весь в смятении, мне так жаль его, что я предлагаю ему чашку кофе и возможность присесть на секунду. Мне и в голову не приходило, что он может согласиться, но когда он смотрит на меня немного диким и отстраненным взглядом, я понимаю, что он, вероятно, уже очень давно не садился просто выпить чашку кофе.

Он немного старше мамы и папы, ему где-то около сорока пяти. Мама всегда водила меня к нему, чтобы проверить глаза, когда я была ребенком. Он нормальный. Носит обычную, элегантную одежду. Волосы у него светло-каштановые, а глаза спокойного, успокаивающего голубого цвета. Он был спокоен и всегда добр ко мне, а я, в свою очередь, всегда боялась его. Я терпеть не могла ходить на осмотры глаз. Терпеть не могла класть подбородок на металлическое стремя. Терпеть не могла, когда мне светили в глаза до тех пор, пока я не могла видеть чужеродную, странно текстурированную заднюю часть моей собственной сетчатки. Но больше всего я боялась, что потерплю неудачу, что доктор Кумбс скажет моей маме те три ужасных слова, которые означали бы конец моей жизни, какой я ее знала: «ей нужны очки».

Теперь, сидя за стойкой и глядя в свой кофе, присутствие доктора Кумбса больше не наполняет меня глубоким чувством страха. Я просто... мне жаль этого парня. Неловко переминаюсь с ноги на ногу.

— Мне очень жаль, что так вышло с миссис Кумбс. Они что-нибудь сказали? Ей не становится лучше?

Доктор Кумбс внимательно осматривает кухню, как будто что-то потерял, но не может вспомнить, что именно.

— Э, нет. Нет, они ничего не сказали. Только то, что она стабильна. Они не совсем понимают, что с ней происходит.

Я не знаю, что на это ответить. На улице Макс показывает Грегори и Лу форт, который он построил два лета назад. Идет дождь, небо мутно-серое, и кажется, что тяжесть облаков над головой давит на крышу дома, а стены вот-вот прогнутся от напряжения.

— Мне очень жаль это слышать, доктор Кумбс.

Он отмахивается от меня легким движением руки.

— Теперь ты можешь звать меня Дэвид, Сильвер. Тебе сколько? Шестнадцать лет?

— Семнадцать.

Он кивает.

— Семнадцать. Окей. Вау. Время, кажется, ускоряется с каждым чертовым днем.

— Да. Моя Нона постоянно предупреждает меня, что оно только ускоряется. Она все время говорит мне: Цени свою молодость, Сильвер. — Я подражаю скрипучему голосу Ноны с сильным акцентом. — Цени свою фигуру. Цени свое здоровье…

— Забудь об этом дерьме, — говорит доктор Кумбс. — Единственное, что тебе действительно нужно ценить, единственное, что ты должна ценить выше всего остального в твоем возрасте — это полное и абсолютное отсутствие ответственности. Никакой ипотеки. Никаких счетов. Никаких налогов. Никаких невозможных решений или людей, ищущих у тебя утешения. Дерьмо становится реальным, Сильвер, и очень быстро. Здесь действительно ничего не меняется. — Он постукивает себя по голове. — Ты начинаешь находить седые волосы. Замечаешь еще несколько морщин на своем лице. Твоя спина начинает болеть, когда ты сидишь слишком долго. Но все остальное... вся эта линия «старше и мудрее», которую они гнут тебе в старших классах. Не верь ни одному гребаному слову из этого. И не важно, сколько нам всем будет лет. Мы все еще копошимся в темноте, притворяясь, будто знаем, что происходит. Что, черт возьми, мы должны делать? Но когда мы забираемся ночью в постель, нас все еще охватывает то же чувство паники, которое мы испытывали, когда были подростками. Поверь мне. Мы все просто выдумываем это дерьмо на ходу.

— Хорошо. Это один из способов заставить девушку с оптимизмом смотреть в будущее. — Я делаю глоток своего собственного кофе, желая спрятать все свое лицо в кружке.

— Господи, прости меня. Я не хотел быть таким занудой. Просто... я так чертовски устал.