Школьный бунтарь

А я? Я убирал со столов, готовил еду, следил за самыми пьяными парнями в поисках каких-либо признаков враждебности и отбивался от нежелательных ухаживаний по меньшей мере трех женщин средних лет, которые, похоже, были полны решимости «сделать из меня мужчину». Это всегда случается, когда я работаю в Роквелле. Женщины вбивают себе в голову, что, поскольку я молод, то я тихоня–девственник, к чьему члену никогда никто не прикасался. Вряд ли они догадываются, что я мог бы провести ночь, дразня их до истерики, если бы захотел. Они забудут свои собственные гребаные имена и потеряют все двигательные функции, если кто-нибудь из них сможет уговорить меня проскользнуть между их простынями. Но этого не произойдет. В отличие от других парней моего возраста, я способен сохранять концентрацию, как только речь заходит о потенциальном сексе, и кроме того... я не гажу там, где ем. Я ничего не имею против женщин в возрасте. Они могут быть чертовски сексуальны. Но мне нравится моя работа, и мне нравится получать зарплату, и я не настолько глуп, чтобы рисковать всем этим ради одной ночи, когда мне отсосут.

— Эй, Алекс! Алекс, Монтгомери спрашивает тебя! — Кричит Майя через весь бар. Она как раз наливает три разных напитка, но все же каким-то образом ухитряется поднять черную трубку, чтобы показать мне, что владелец бара ждет меня на другом конце линии. Я выплевываю зубочистку, которую все это время вертел в зубах, и перепрыгиваю через алтарь, принимая от нее телефон.

— Эй, парень. Что случилось?

— Там девушка на заднем дворе. Хочет войти, — сообщает мне грубый голос. — Она очень молода. Наверное, слишком молода. Иди туда и проследи за ней. Скажите мне, если узнаешь ее лицо.

Монтгомери управляет клубом. И очень опасно, на мой взгляд. По выходным его забавляет, когда девушки раздеваются для его приятелей, и иногда он просит меня подождать с девочками, чтобы убедиться, что ни один из его парней не станет слишком с ними дружелюбным. Время от времени он заставляет меня выйти на задний двор, чтобы посмотреть, узнаю ли я их, прежде чем он выпускает их на танцпол для выступления. Плохо для бизнеса, говорит он, если появляется цыпочка моложе восемнадцати лет, пытающаяся заработать себе круглую сумму, безрассудно раздеваясь в среду вечером. Это никому не принесет удовольствия, особенно если появятся копы и закроют заведение. Такое случалось и раньше.

— Конечно. — Я вешаю трубку и иду через заднюю дверь, перешагивая через груду пустых коробок из-под пива, брошенных сюда девочками. Миновав кухню, а затем кабинет Монти, я торопливо иду по коридору и открываю задний аварийный выход, толкая плечом дверь, когда она заклинивает.

В переулке позади бара испуганная девушка с яркими светлыми волосами чуть не выпрыгивает из своей кожи, когда дверь распахивается и ударяется о стену возле мусорных баков. Ее темные глаза ярко блестят. На ней пальто с меховой оторочкой вокруг воротника и красные сапоги до колен с каблуком, который можно было бы использовать как гребаную тюремную заточку. Она чуть не наложила в штаны, увидев меня.

Я узнаю ее и не знаю, что она сказала Монтгомери, но ей еще нет восемнадцати. Эта девушка учится в моем гребаном классе биологии; ее зовут... черт, это прямо на кончике моего языка. Она бледнеет, когда наши глаза встречаются.

— Вот дерьмо. Это ты.

— Взаимно. — Я поворачиваюсь, чтобы вернуться внутрь. — Послушай, я не могу лгать боссу. Он хочет знать, достаточно ли ты взрослая, чтобы танцевать, а это не так, так что...

— Пожалуйста. Подожди. Алекс, верно? Мне нужны деньги, ясно? Моя мама потратила всю свою зарплату в казино. Снова. Мы не можем опоздать с арендой в этом месяце, иначе наш мудак-домовладелец вышвырнет нас вон. Я могу…

— Стоп. Тебе должно быть восемнадцать. Я ничего не могу с этим поделать.

Ее глаза стали совсем круглыми. Блестящие от непролитых слез. Это совершенно не наигранно; уже достаточно много раз был свидетелем подобных случаев, чтобы понять, что это такое: чистое отчаяние. Я не могу не сочувствовать ее положению. Отнюдь нет. Я тоже был загнан в несколько очень темных уголков, когда пытался свести концы с концами, но лгать Монти — это то, что не могу, не буду делать. Она выглядит так, словно вот-вот разрыдается.

— Слушай. Я могу отвести тебя к Монти. Может быть, есть какой-то другой способ заработать сегодня вечером, но я буду честен с ним. Ты меня поняла?

Так или иначе, этим предложением я вызвал надежду в ее глазах. Я немедленно мысленно пинаю себя. Монти едва ли можно назвать кровоточащим сердцем. Определенно не из тех, кто ведется на слезливые истории. Тем не менее, это все, что я могу для нее сделать. Она следует за мной в здание, неуверенно ступая на своих стриптизерских каблуках. В какой-то момент мне приходится ухватить ее, чтобы она не упала. Девушка благодарно улыбается мне, но мы не обмениваемся ни единым словом, пока я веду ее по коридору к кабинету Монти. Я стучу один раз и жду, когда он позовет нас, прежде чем открыть дверь.