Самый горячий поклонник и переводчик Эдгара По в Европе, другой «проклятый» поэт Шарль Бодлер в своей статье о нем подчеркивал женственные черты во внешности своего кумира – не женоподобность телосложения, а некое чрезмерное для мужчины изящество всего облика, его романтический, меланхолический характер. А это уже «тепло». Так сложилось, что всю жизнь По был окружен женщинами, они тянулись к нему. Но добивался он от них совсем не того, чего обычно хотят от женщин. Он остро нуждался в душевном общении с ними и всячески избегал телесного – его изобретательность в этом отношении не знала пределов. Самый распространенный и мучительный трюк – это идеализировать женщину настолько, чтобы сделать ее недосягаемой по определению (как наш поэт-символист Александр Блок поступил со своей женой, что совсем не мешало ему знаться с «незнакомками»). «Безопасны» в этом смысле мать и тетки, безопасна жена-ребенок (потому По и «женился» на своей 13-летней кузине в 1836 году, а тайно венчался с ней еще годом ранее), хороши также совсем чокнутые оккультистки, спиритки и поклонницы, но и им лучше быть уже замужем или иметь слабое здоровье (как то было с двумя предпоследними пассиями По, за которыми он ухаживал одновременно, поскольку не собирался быть, в действительности, мужем ни для одной из них; причем, с одной он был даже помолвлен, сделав ей брачное предложение… на кладбище). Все они интересны были для него не сами по себе, а лишь как бледные отражения некой «неотмирной» женской сущности – прекрасной, бестелесной, бесполой. Как по существу бесполым стремился быть и сам По, опровергая собственную сексуальность и отменяя разделение полов. Навсегда связавшись в его сознании с опасностью и смертью, сексуальность ужасала его. Как именно это случилось, пусть биографы и профессиональные психологи разбираются. Но что такое океанские водовороты в фантазиях По («Низвержение в Мальстрём», «Рукопись, найденная в бутылке», «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима»), как не устрашающий символ вагины? И откуда столько «расчлененки» в других его рассказах («Береника», «Сердце-обличитель», «Человек, которого изрубили в куски», «Убийства на улице Морг» и др.)? И что кроется за образами бездонного колодца и расчленяющей секиры в темной, раскаленной, сжимающейся камере приговоренного – в гениальном рассказе «Колодец и маятник»? Только не надо, зная уже нрав По, перекладывать с больной головы на здоровую.
Откуда такая странность, такое неприятие устройства живой Природы или замысла Творца?! Надо сказать, судьба немало потрудилась над созданием неповторимой конфигурации психики Эдгара По. Он оказался еще самым удачливым из семьи: его брат спился еще в молодые годы, младшая сестра выросла умственно не совсем полноценной (очень часто дети отвечают на потерю родни задержкой или остановкой в развитии). Возможно, и Эдгар не вышел бы из упомянутого оцепенения, если бы не забота и искренняя любовь бесплодной миссис Аллан и ее сестры. Но похоже, По был носителем вируса повторяющихся несчастий, сеющим вокруг себя смерть. Его юношеская любовь Джейн Стенард – вдвое старше, чем он, мать его товарища – сходит с ума и умирает от внезапного недуга. Через два года после отъезда По из Ричмонда так же скоропостижно умирает заменившая ему мать миссис Аллан, его заступница и помощница. Через все его творчество тянется длинный шлейф вымышленных имен умерших любимых: Елена, Береника, Морелла, Лигейя, Элеонора, Линор, Аннабель Ли. Не удивительно, что смерти и лица самых дорогих людей, накладываясь, слились в сознании По в жутковатый образ, в котором неразрывно соединились мать-женщина-жена-смерть. Уже в ранних стихотворениях и рассказах «Береника» и «Морелла» он запечатлевает этот мучающий его образ, что становится проклятием его жизни, но не творчества. Бодлер проницательно заметил, что «лучезарные и болезненные» женские образы По «сильно напоминают личность их творца». В «Лигейе» и «Элеоноре» этот собирательный образ вырывается на свободу, чтобы погубить его жену-ребенка Вирджинию, когда у той станут рваться при пении кровеносные сосуды в горле, и пять лет спустя она умрет. После чего По запишет чудовищное по откровенности признание: «…Я пил – один Господь знает, сколько и как часто. Разумеется, мои враги приписывали безумие злоупотреблению вином, но отнюдь не наоборот. И право, я уже оставил всякую надежду на исцеление, когда обрел его в