Шлак

Быстрым шагом я двинулся вдоль подгнившего забора вглубь частного сектора. Автомат снова у меня, в душе выросла уверенность в себе, особенно теперь, после маленькой победы над двумя придурками с Территорий. Отныне любая тварь, вставшая на пути, будет уничтожена, и даже если не встанет, а просто мелькнёт где-то на обочине, то обязательно получит порцию свинцовых примочек девятого калибра. Палец на спусковом крючке чесался. Для меня это было новым ощущением. Я стал героем, которого на танке хрен объедешь, тем более что и танк у меня теперь тоже есть. Это вызывало эйфорию, ложное понимание собственной безнаказанности и бессмертности. Лекции по психологии, прослушанные в университете, давали понимание того, что это приведёт лишь к поражению, но уж очень хотелось почувствовать себя кем-то более существенным, чем жалкий заяц, чьё единственное предназначение — быть съеденным.

Коптер опустился ниже. Он двигался немного впереди, направляя камеру то на меня, то на окрестности вокруг. Я старался не замечать его. От него не избавится. Собью этот, прилетит другой. Куда опаснее тот, кто им управляет, ибо именно он посылает охотникам сигналы моего маяка. Единственный шанс добраться до контрольной точки — скорость. Только она поможет зайчику опередить живодёров. Радовало то, что коптер был один. Значит, всерьёз за меня ещё не взялись. Появилась надежда, что где-то идёт охота на другого зайца, которому повезло меньше. Сначала добьют его, смонтируют видео, и пока Радий будет содрогаться от радостных воплей, примутся за меня.

Планшет вдруг ожил, посылая мне сигнал зуммера. Я включил экран.

Оставайтесь на месте, ждите прибытия группы штурмовиков, которая доставит вас на контрольную точку.

Вот вам привет по феншую. Какая ещё группа и почему я должен её ждать? Операторы прикалываются? Мисс Лизхен говорила на инструктаже, что планшеты ничего кроме карты показать не в состоянии — мини-демо-версия настоящего планшета. А он, оказывается, сообщения принимает.

Я посмотрел на коптер, тот качнул крыльями, подтверждая полученную информацию, и вдогонку прилетел новый месседж:

Предыдущее сообщение подтверждаю. Оставайтесь на месте.

А если это развод? Я останусь, они подтянут охотников, и всё, Женя, до свиданья. Они же видят, что я оружием обзавёлся. Зайка стал опасным.

Только без нервов, заяц. Группа эвакуации уже выдвинулась.

Сообщение вполне себе дружеское, недоверие отступило. Ну, раз так… Я огляделся: куда присесть? С двух сторон заборы, между ними густая трава, слепни барражируют. За забором что-то вроде сарая. Проще всего забраться в него, заодно от жары спрячусь.

Присмотрелся к забору. Высокий. Чтобы махнуть через такой, надо иметь специальную подготовку либо серьёзный стимул в виде язычника на хвосте. Но можно поступить проще. Доски подгнили и болтались. Я ухватил нижний край, доска отошла легко и без скрипа. Взял вторую — тот же результат. Раздвинул, пролез в дыру. Над травой поднялась туча насекомых, облепила лицо. Отмахиваясь, протиснулся к сарайчику. Не сарайчик, а баня, дверь закрыта на щеколду.

Прилетело очередное сообщение:

Оставайтесь на месте!!!

Три восклицательных знака. Какие же вы восторженные по ту сторону экрана.

Я повернулся к коптеру, развёл руками и прожестикулировал:

— Какого хера ты ко мне привязался? Я что, бегу куда-то? В баньке решил погреться, имею право, — и показал средний палец. Думал, после такого жеста прилетит сообщение в самых вычурных выражениях великого и могучего, но зуммер молчал. И слава богу, а то у меня на языке ещё много скверных слов вертелось, мог ещё чего-нибудь наговорить.

Я откинул щеколду, приоткрыл дверь. В предбаннике чисто и сухо. У стены сложены берёзовые поленья, над головой веревка, на верёвке веники и полотенце. Справа широкая лавка с кучей тряпья и ушатами.

Я перешагнул порог. Внутри не так жарко. Приставил ушаты к двери, в случае чего сработают как сигнализация. Тряпьё разложил по лавке. Чёрт его знает, сколько времени штурмовики будут добираться до меня, и пока не добрались, можно поваляться.

Ноги гудели от ходьбы. Я разулся, помассировал ступни и лёг. Автомат положил на грудь. Если ушаты сработают, останется только нажать на курок…

В глаза ударил свет, под подбородок упёрся нож; одно движение — и лежать мне с перерезанным горлом.

— Имя?

— Женя! Тьфу. Донкин… То есть…

Спросонья я совсем забыл, как меня теперь зовут.

— Дон! — наконец вспомнил я. Давление на горло уменьшилось, но не настолько, чтобы сердце перестало испуганно биться.

— Один?

— Один!

— Что здесь делаешь?

— Я? Лежу! Сплю! — нет-нет, это не то, должно быть что-то другое. — Играю… Заяц! Я заяц!

— Не ори.