Шлак

Три тысячи статов за участие. За участие! Уроды. Они кинули меня на виртуальные бабки, на три тысячи виртуальных бабок, которые я мог потратить на вполне реальные услуги. Правда, времени на это у меня не было… Но всё равно обидно.

Дальше…

Участник не может предъявить претензии организаторам шоу в случае получения ран и увечий, а так же иных действий, приведших к его смерти.

Издеваются они что ли? Я не имею право жаловаться, если меня убьют? Тупее бреда не придумаешь. Или у них были случаи, когда мертвецы возвращались и требовали компенсацию за гибель?

Условия контракта не вызывали ничего, кроме горестной ухмылки. Я пробежался глазами по списку, комментируя каждую сточку: бред, бред — и только последняя подарила крупицу надежды:

Участник имеет право защищать свою жизнь любым доступным ему способом.

А вот это уже моя индульгенция. Никто не может запретить мне стукнуть утюгом по голове нерасторопного охотника и забрать его ружьё. Или найти автомат времён Второй мировой и покрошить всех оставшихся.

Я включил планшет: четырнадцать сорок одна. До вечера как до Китая. Можно вздремнуть, но сон не шёл. Я отвинтил крышку бутылки, сделал глоток. Вода тёплая, противная, но всё равно спасибо Коптичу, что посоветовал взять её с собой. Сам бы я не догадался — привычка человека, привыкшего жить в условиях всеобщей доступности, когда всё, что нужно, можно купить в магазине по дороге домой. А здесь не купишь, здесь даже магазинов нет.

— Пойду с оператором свяжусь, — сказал Кромвель.

Я прислушался.

— Спроси, долго нам ещё сидеть тут? — Жестянщик сплюнул. — Задолбался уже на этой жаре.

У них рация настолько дерьмовая, что не везде ловит, и чтобы связаться с оператором и узнать о положении моего маяка, им нужно куда-то идти. Вот оно как! Надо дождаться, когда Кромвель вернётся, и уходить. У меня появится время оторваться от охотников до того, как они узнают, что я жив.

Глава 12

Кромвель вернулся минут через пятнадцать. Услышав его шаги, я ухватился за край люка, подтянулся и выбрался на башню. Опираясь ладонью о ствол, спустился на лобовую броню и соскочил на землю. Под стопой хрустнула ветка. Охотники не отреагировали. Жестянщик бурчал, жалуясь на жару, Кромвель зевал. Я видел сквозь листву их спины, прижатые к ограждению моста. Ни тот, ни другой моего воскрешения не ожидали.

Я уточнил координаты контрольной точки по планшету. Нужно идти на юго-запад. Овраг мне в этом не помощник, он тянулся с запада на восток, и в восточной части разделялся на три рукава. Все три уходили за пределы города. Этот путь мне не интересен. Можно немного пройти на запад, потом подняться по склону к частному сектору. Дорога не из лучших, Коптич советовал избегать узких улочек и придерживаться широких проспектов, там возможность встретить тварь ниже. Но теперь мне есть, чем защищаться.

Автомат я повесил на шею, подсумок с двумя запасными магазинами прикрепил к ремню справа, чтоб был под рукой. Пробираясь по оврагу я несколько раз давил на фиксатор и менял обоймы местами, тренируя смену на правильность. Если не спешить и не суетиться, то получалось достаточно быстро.

Дно оврага походило на свалку: строительный мусор, драные покрышки, разбитые ящики. Отходы копились годами. Поверх одной из куч лежала газетная подборка, аккуратно прошитая по краю капроновой нитью. Бумага скукожилась, пожелтела, сохранившийся текст походил на ребус. С трудом я разобрал название: «Городской Бюллетень», а рядом единой строчкой: «Печатный орган Белостановского горисполкома».

От названия повеяло давно ушедшей эпохой. Горисполкомы закончились о-го-го когда, в то время я только родился. Но благодаря отсмотренным когда-то старым фильмам в памяти восстановилась бесконечная краснота транспарантов, портреты руководителей и колбаса по два двадцать. Троллейбус, остов которого мы видели с Коптичем, из той же эпохи. И дома, и светофоры, и газировка на перекрёстках. Города в моём мире с тех пор изменились, стали более многообразными, красочными и обособленными. А этот словно законсервировали, и теперь он потихонечку разрушался. Вот где настоящий рай для съёмок фильмов постапокалепстической и советской направленности.

Я перевернул несколько листов. Названия некоторых статей можно было разобрать, но сами тексты, беспощадно обработанные дождём и солнцем, ушли в прошлое вместе с эпохой.

Слева зашуршала прошлогодняя листва. Я вздрогнул и всем телом развернулся к источнику шума. Палец надавил на спусковой крючок, выбирая свободный ход, плечи онемели от напряжения…

Из кустов выбралась кошка, уставилась на меня с подозрением, ожидая, что я предприму, зыркнула по сторонам и нырнула назад в кусты. Я выдохнул: напугала… Коптич говорил, что мутируют, только люди и собаки, но в каждом живом существе всё равно виделась тварь — страшная и желающая тебя сожрать.