Шлак

— Это Наташка Куманцева, комиссар обороны Анклава, — услышал я голос Гука. Бывший штурмовик подошёл ко мне со спины, даже гравий под ногой не хрустнул. — Но называть её так не вздумай. Жёсткая баба, прилететь может не только кулак, но и пуля. В зависимости от настроения. Обращайся: товарищ Куманцева или товарищ комиссар. А лучше никак не обращайся. Никогда. Держись от неё подальше, и от всей их радикально-социалистической партии тоже.

— Радикально-социалистическая? — переспросил я.

— Если быть более точным, Радикал-социалистическая партия большевиков. РСП(б). За глаза их называют редбули. Слышал, порода собачья есть — питбули? А это редбули. Хватка смертельная, вцепятся, хрен отпустят. Идеология — вплоть до фанатизма. По вечерам у себя в Анклаве песни хором поют. Тоже, наверное, слышал: Вперёд, заре навстречу, товарищи в борьбе. Штыками и картечью проложим путь себе… И ведь прокладывают, что самое интересное. Упёртый народ.

— Коммунисты?

— Коммунисты рядом с ними — группа продленного дня. Эти из всех разговоров предпочитают язык винтовки и пулемёта. С оружием у них проблем нет, а вот с терпимостью беда. Всё, что идёт вразрез с их идеологией, подлежит уничтожению. Контора с ними долго боролась, но-таки подмяла под себя на правах автономии.

— А где этот Анклав?

— На юго-восточной окраине. Недалеко отсюда. Там раньше воинское подразделение находилось, то ли полк, то ли бригада со складами продовольствия и арсеналом. Теперь там коммуна. Почти в каждом поселении у них своя ячейка, вербуют желающих встать под красные стяги, обещают общество справедливости и отдельные нары.

— Отдельные нары и здесь есть.

— А общество справедливости?

— Справедливость для каждого своя.

— Ошибаешься друг мой, справедливость для всех одна, только преподносят её по-разному.

— Вы с Мёрзлым случайно не родственники?

— С чего вдруг?

— Оба одинаково мозг выносите.

Гук усмехнулся.

— Это да, Мёрзлый любит пофилософствовать, крапивницей не корми.

— Гук, а за что тебя из штурмовиков погнали?

— Боевики смотреть любишь?

— Не особо.

— Там сюжетец часто присутствует: старший группы провалил задание, подставил своих, и все, кроме него, погибли.

— Так ты своих подставил?

— Какой ты торопливый, Дон. В конце фильма обычно узнаётся, что подставил не он, или вообще никто не подставлял. Просто так сложились обстоятельства, разведка недоглядела, аналитики недоугадали, предатель в ряды затесался.

— А когда конец твоего фильма?

— После дождичка в четверг.

— Сегодня какой день?

— Знаешь, Дон, это не я, это ты Мёрзлому родственник, — он засмеялся.

На площадке перед платформой никого не осталось. Последним отъехал операторский фургон. Комиссарша выплюнула папиросу, растёрла её подошвой и направилась к нам.

— Всё веселишься, Гук? — вопрос прозвучал резко и утвердительно. Голос надтреснутый, как будто лающий.

— И тебе здравия желаю, товарищ комиссар. Могу полюбопытствовать, какими ветрами занесло столь ярких представителей социалистической идеи в эту клоаку либерализма и демократии?

Куманцева сузила глаза. Несмотря на грубое платье и сапоги, она всё равно выглядела зачётно. Только морщинки на переносице не вписывались в общую картину, а так — красивая женщина.

— Товарищей своих встречаю, тех, кто в охоте участвовал. Никого не видел? Может дружок твой?

Она посмотрела на меня, словно хотела прожечь.

— На складах поищи, — не вполне дружелюбно посоветовал я. — Валяется там парочка трупов…

Гук схватил меня за локоть.

— Тебе, Наталья Аркадьевна, по этому вопросу лучше к Мозгоклюю обратиться, — произнёс он. — Или подожди ещё немного, вдруг сами появятся. А нам пора. Пойдём, Дон, не будем мешать товарищам ждать своих товарищей.

Он потащил меня к Радию.

— Тебя жизнь совсем ничему не учит. Говорю тебе, говорю… Ты чего в бутылку лезешь? Просил же вести себя осторожнее. Они ребята злопамятные.

— А что такого? Я её Наташкой не называл, за косички не дёргал.

— А товарищей, которых они дождаться не могут, кто положил? Да ещё похвастался.

— Может это не я, а ты? Ты там тоже не херово отдуплился.

— Как бы я там не отдуплялся, все грехи на тебя спишут. А редбули за своих мстить будут.

— То есть, им меня можно убивать, так? А как их брата коснулось — сразу мстить?

— Ты изначально был списанный. Труп. Трупы сопротивляться не имеют права. Если ты кому-то понравился там, — Гук ткнул пальцем в небо, — это не значит, что тебя и дальше защищать станут.

Гук снова оглянулся на редбулей. Комиссар смотрела нам вслед, словно автомат наставила, на спуск нажать осталось. Но стрелять на территории Загона запрещено, Контора не любит, когда установленные ею правила нарушают, а Натаха при всей своей любви к сотоварищам против Конторы не попрёт. Не осмелится. Если у меня вдруг начнутся проблемы с радикал-социалистами, то только за пределами Загона.

У проходной Радия курили охранники, среди них — Сурок. Он вежливо кивнул, протянул руку.