— Ну, почитай, а мы послушаем.
— Дней бык пег, медленна лет арба… — начал было поэт.
Лицо самодержицы потеряло плезир.
— Мой стих трудом громаду лет прорвет, — стал читать Гаврила другое.
— Их кант нихт ферштеен! И это стихи? — прервала его императрица по-немецки. — Придется тебе, голубчик, ехать обратно в свои Петушки.
Поэт понял: карьера трещит по швам.
— Богоподобная царица киргиз-кайсацкая орды… — начал он, заикаясь.
Самодержица расцвела.
— Вот это другое дело! — сказала она. — Граф Панин, определите его ко двору да припишите деревеньку, душ двести.
«Талантлив, шельмец, — подумал граф, затачивая гусиное перо. — Глядишь, и лучшим, талантливейшим поэтом эпохи станет!»
51. Марат и Великая революция
Великая французская революция, как всякая революция, была торжеством разума и нравственности.
Для начала вожди революции решили противопоставить разум католическому мракобесию. Для этого артистку Терезу Обри нарядили в белую хламиду, надели ей на голову красную шапочку, а в руки дали копье.
Под радостные клики народа богиню разума сперва провели под сводами собора Парижской Богоматери, а затем провезли под звуки пушечных салютов в конвент. Там депутаты, стоя, приветствовали небожительницу.
— Ну, вот, богиня ушла, теперь примем несколько очередных решений, — сказали депутаты, рассаживаясь по местам. — Главное — как пополнить казну? Разумно отобрать у церкви имущество. Священников, не подчиняющихся этому решению, обезглавливать. Соборы? Соборы изъять… Сколько будет новых складов, тюрем, конюшен!
В конвент Богиню Разума привел прокурор Шометт. Теперь именно он кинулся исполнять решение конвента.
— И что это он так старается? — усомнились депутаты. — Конфискует, расстреливает. Ишь, сколько власти набрал. Сегодня он священников, а завтра нас…
Недолго думая, они отправили прокурора на гильотину.
Разум торжествовал.
А вот среди столпов нравственности особенно выделялся Друг народа Марат. К нему каждый мог прийти и доложить свое дело.
Девицу Шарлотту Корде Друг народа принял голышом, сидя в ванне.
— Что у тебя за дело? — сурово спросил член конвента.
— Письмо из провинции. Там заговор, — пролепетала девица. Она была не замужем и впервые видела голого мужчину.
— Подойди поближе!
Дрожа всем телом, Шарлота приблизилась.
— Что ты боишься, дурочка? Никогда не видела народного трибуна? — ласково спросил Друг народа.
Он хотел было обнять девицу, но вспомнил про заговор.
«Опять аристократы! — подумал он. — Слишком мы либеральны с ними».
В семье Корде уже были расстреляны отец и два сына.
Когда Марат начал мокрыми руками вскрывать письмо, Шарлотта выхватила из за лифа кинжал и вонзила его в спину великого человека.
Девушку тотчас казнили.
Опечатывая квартиру, где было совершено убийство, хозяин дома сказал:
— А ля гер, ком а ля гер! — Он был старый солдат и путал обычную, по правилам, войну с революцией.
Кстати, тут удобно сказать несколько слов, как казнили.
Вопрос: кого казнить? — решался в рабочем порядке. Сперва казнили врагов аристократов, потом — своего брата революционера.
А вот — как?
Выручил скромный доктор из провинции. Мсье Гильотен механизировал топор: лезвие отделил от топорища, привязал к лезвию две веревки, перебросил их через блоки. Рядом он поставил корзину для отрубленных голов.
История бережно сохранила расчет: сколько тонн пороха и тысяч пуль сэкономило это изобретение молодому правительству.
Известна и судьба изобретателя: он пал жертвой собственного остроумия.
52. Шляпа императора
Французский генерал Наполеон Бонапарт был отменным воякой.
— Вам бы повыше рост, — советовали офицеры штаба, — и вы бы в бою смотрелись великолепно. Кроме того, учтите, полководец должен перед атакой говорить что-нибудь выдающееся. Такое, чтобы вошло в историю.
Во время Египетского похода Бонапарт дал бой мамелюкам у селения Гиза. Перед боем, объезжая выстроенные у подножия пирамид полки, он услышал, как пожилой командир роты напутствует своих гренадеров:
— Солдаты, сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид.
Император понял, что это именно те слова, с которыми он сам должен был обратиться к войску.
— А как у этого командиришки с дисциплиной? — спросил он приближенных.
— Образцовый солдат.
— Не ворует?
— Нет.
— А насчет женского пола?
— В рамках, не более.
— Послать его с ротой в самое пекло. На штурм центрального редута. Под картечь, — распорядился император.
Рота вся до одного человека, вместе с командиром, погибла, а великие слова вошли во все учебники.
Вскоре Наполеон объявил себя императором. Решили и что делать с его ростом: императору заказали высокую треугольную шляпу. Теперь никто не мог сказать, что во главе войск страны стоит недомерок.