В революцию он кинулся со всем пылом молодости. Когда его назначили военным наркомом встал вопрос: как руководить войсками? Времени штудировать учебники военного дела не было, пригодилось прочитанное в юности. Когда под давлением превосходящих белых войск красная дивизия оставила Вятку, Троцкий приказал расстрелять в ней каждого десятого.
— Ведь надо же слово такое придумать «децимация», — мрачно обменивались оставшиеся в живых бородатые мужики в шинелях. — Ну, им там наверху, конечно, виднее.
Когда начались продразверстки, нарком решил, что пора от копий Древнего Рима переходить к технике двадцатого века. Он приказал построить бронепоезд, а на борту его написать: «Сторож революции». Всю команду одел в кожаные тужурки и кепки. Винтовки сменили на маузеры. Бронепоезд приезжал на станцию, его ставили на запасной путь и к вагонам подгоняли мужиков, не сдавших вовремя хлеб. Самых упорных расстреливали в ближайшем овраге.
— Никак опять децимация, — толковали уцелевшие под Вяткой. — Что ж, власть на то она и власть, ей права даны…
Потом пошли съезды. Решали — как жить?
— Гайки, гайки надо закручивать! — убеждал Троцкий. — Чтобы рабочие хорошо работали, надо им создать хорошие условия: свести в трудовые армии, поставить командиров, продумать наказания.
По ходу дела он сцепился со Сталиным. Но настоящей борьбы не получилось. Время было не то: решал не бронепоезд, а аппарат, тот самый, который голосует и исключает. Троцкого исключили из партии, а потом вообще выслали из страны.
Борясь со Сталиным, бывший нарком не учел, что характер у грузина не мед. Бывший семинарист уничтожил сперва тех, кто помогал Троцкому, потом тех, кто не помогал ему самому.
— А где он теперь живет? — спросил как-то вождь народов у приближенных. — В Турции? В Норвегии?
— Давно уже в Мексику ухлестнул, змея, — объяснили приближенные. — Особняк купил троцкист, бетонной стеной обнес, автоматчики на каждом углу. Покушений боится.
— Покушений? Как интересно, — удивился вождь.
Через полгода проникший к Троцкому человек пробил ему голову ледорубом. Ледоруб был маленький, специально изготовленный так, чтобы его можно было пронести незаметно привязанным к ноге.
Мексиканские власти отдали убийцу под суд. Суд приговорил его к двадцати годам тюрьмы. Судьи хотя и были все сплошь с высоким образованием, но в децимациях не разбирались. Что касается обстоятельств убийства, то они до сих пор тайна. Скорее всего, где-то был список и там фамилия Троцкого стояла десятой.
74. Радек
Журналист Карл Радек родился в Польше. С юных лет он с пылом отдался революционной деятельности. Знал много языков и особенно охотно писал прокламации, призывающие к восстанию.
Меньше всего тогда для восстаний подходила Россия. Вместо нее виделись объятые пожарами Берлин и Вена, красные флаги, на улицах вооруженные отряды, на телеграфных лентах приветствия от рабочих Чикаго и Лондона.
Однако пожар неожиданно вспыхнул в Петрограде. Позвали друзья — Троцкий и Бухарин. Пришлось мчаться туда.
Вместо прокламаций нужда оказалась в статьях. Теоретических, осмысляющих суть катаклизма: Россия мнилась фитилем, подложенным к главной пороховой бочке — Европе. Мешало незнание языка. Приходилось писать по немецки. В редакции «Правды» с ним всегда работало два-три переводчика.
Когда из Берлина сообщили: и у нас назревают события, — был послан с заданием — «поднять и разжечь!». Рот фронт. Вир зинд партайзольдатен. Москва нас поддержит…
Для поддержки Москва бросила Тухачевского с целой армией. Правда, идти тому надо было через Польшу. Поэтому приказ командарма кончался словами: «Даешь Варшаву! Даешь Берлин!»
Однако, получилось неважно: поляки во главе с Пилсудским разбили армию, одна кавдивизия даже залетела в Восточную Пруссию, где и сдалась в плен.
Когда восстание в Берлине было подавлено, пришлось возвращаться в Москву ни с чем. Снова редакция «Правды». Снова статьи. Но теперь против вчерашних друзей. «Вырвем змеиное жало у Троцкого! Никакой пощады двурушникам!»… Очень любопытно.
Когда подоспели процессы 37-го года, замели и Радека. На первом же допросе он сказал следователям:
— Да вы что? Разве так фальсифицируют?! Что тут у вас Бухарин и Серебряков лепечут? А мои признания — разве это признания? Давайте я вам их сам напишу. Круче надо, круче: да, да, собирались убить, взорвать, продать англичанам и японцам… Вот теперь лучше!
Когда трибунал всем объявил расстрел, а ему десятку, Радек уходил из зала, подпрыгивая и улыбаясь. Он считал, что выкрутился и тут.
Радовался он рано. Его расстреляли в лагере. Сколько дней он выгадал, не знает никто.
Сейчас пишут: «Была уничтожена железная когорта».
Все правильно. Когорта. Только насчет «железная» мнения историков расходятся.