Шляпа императора. Сатирическая история человечества в 100 новеллах

Он считал, что выкрутился и тут

75. Писарь и командарм

Однажды к командарму-один Буденному привели пленного.

— В овсах захватили, — доложил комэска. — Еле дышал. Снаряд около него разорвался. Слова не вытянешь.

Пурпурный мак цвел вокруг коней, ветер клонил девственную рожь. Солнце катилось, как отрубленная голова. Пленный от ужаса еле дышал.

— Обшарить его!

Из кармана вытащили удостоверение.

— Бабель, — прочитали бойцы. — Из дивизионной газеты. Писарь у Павлюченко. Свой.

На пленного полили водой. Он раскрыл глаза, вытащил из кармана очки и замычал.

— На писаря он, четырехглазый, конечно, похож, — рассуждал командарм. — А вдруг шпион? Может, его на всякий случай?.. Революция чистеньких не любит… Нуда ладно, пусть живет. Колесников, веди в бригаду!

Он закурил. Конный казак с развернутым знаменем стал впереди лавы. Колесников тронул жеребца. Рука у комбригады была на перевязи. Она лежала у него на груди, как младенец.

Книгу писать — не шашкой махать!

В наготе полей поднялись первые дома Кракова.

— К вечеру возьмем, — сказал Буденный.

Краков не взяли. Разбитые под Варшавой армии отступали, как отступала наполеоновская гвардия. Вместо зимнего снега убитых покрывала июльская пыль.

Об этом всём писарь написал потом книгу. Он написал о девственной ржи, отрубленной голове солнца и нищете галицийских деревень. Заодно он написал, как расстреливали пленных поляков и как, останавливаясь на постой, рубили шашками хозяйским гусям шеи.

— Клевета! — заявил командарм-один, прочитав книгу.

Это он повторил в двух газетных статьях.

Бабелю статьи вышли боком. Его могилу ищут до сих пор.

Революционный крейсер

76. Жена адмирала

Когда в 17-м году революционные матросы взяли в свои руки власть на Черноморском флоте, они первым делом решили поставить на свое место командующего флотом Колчака.

— Пускай саблю сдаст, — решил комитет. — Все равно она у него в шкафу висит. Надо будет на парад надеть — выдадим под расписку.

Сабля была не простая — Георгиевская. Ее Колчак получил за мужество при обороне Порт-Артура.

Когда явились забирать саблю, Александр Васильевич вышел на палубу, поцеловал саблю и бросил ее в море.

— Ну надо же, до чего он чувствительный! — обиделись матросы. — Раз так, мы ему хвост прижмем.

Прижать не успели. Адмирал направил в Петроград Временному правительству телеграмму: «…считаю себя настолько оскорбленным, что командовать таким флотом считаю ниже своего достоинства».

— Без работы не останусь, — рассуждал Колчак.

В начале службы он плавал в тропических морях, а затем с кучкой храбрецов отправился на лодке в Ледовитый океан искать пропавшую экспедицию барона Толя. Следы экспедиции нашлись на заснеженном острове Беннета.

Революционные массы

— Они погибли, — доложил, вернувшись Колчак. За этот поиск Географическое общество наградило его большой золотой медалью.

Но ни капитану, ни географу работы не было. Пришлось работать инженером на железной дороге в Маньчжурии.

Миловидная Аннушка познакомилась с ним еще до того, в Петербурге. Влюбилась, но в суете — балы, танцы — неожиданно для себя вышла замуж за его товарища Тиморева. Товарищ быстро делал карьеру. Адмиралом он остался и при большевиках.

— Надо навести порядок на Тихоокеанском флоте, — сказали ему в Совнаркоме. — Там, говорят, все корабли разбежались, остался один кривоносый сторожевик. Съездили бы, проинспектировали.

— Поедем со мной, Аня?

Впрочем, есть подозрение, что Анна Васильевна сама напросилась в поездку.

Когда поезд пришел на станцию Карымская, что под Читой, в адмиральском салоне пили чай.

— Знаешь, я приказала вынести мой чемодан на перрон. И взяла билет на Мукден, — сказала жена ошеломленному мужу. — Прости, я люблю другого!

— Легкомысленная женщина! И это я, с ней, столько лет! — бормотал адмирал, глядя в окно, как уплывает вокзал.

Насчет легкомысленной женщины он поторопился.

После расстрела Романовых Колчаку предложили стать Верховным правителем России. Адмирал без колебаний согласился. Он не учел одного: гражданская война — это не война с Японией или Германией, а восставшая Сибирь — это пострашнее тропического океана или ледяной Арктики.

Революционные массы во дворце

Весь 19-й год по Великой Сибирской магистрали, как волны, двигались — то на запад, то на восток — эшелоны с войсками. Брели остатки белой армии, катили в теплушках чешские легионеры, затевали бои казаки и партизаны, наступала Красная армия. На дальних путях, то на одной, то на другой станции, в кольце караула стоял обшитый красным деревом вагон главковерха. Анна Васильевна среди ночи приносила крепкий до черноты чай.

— Ну, как? — тревожно спрашивала она.