Шляпа Ирины. Современный китайский рассказ

Ли Айцзе знала, что подруга говорит в сердцах. К тому времени, как она, закончив причёсываться и умываться, вернулась в комнатушку, Ван Цюпин и правда встала. Она сказала Ли Айцзе, что через день-два собирается съездить разок в Миншуй. Ночью она видела во сне, что двое детей были покусаны собакой: «Одного укусили за ручку, другого за ножку, они бросились ко мне и безутешно плакали, их действительно можно пожалеть уже за то, что они родились в нашей семье».

«Сны следует толковать наоборот, — утешила её Ли Айцзе, — то, что ты видела их во сне плачущими, предвещает их смех».

«А я так соскучилась по детям! — Ван Цюпин вновь протяжно вздохнула. — К тому же надо собрать осенний урожай, сколько же можно полагаться на семью моей матери».

«И верно, надо собирать урожай, у нашей семьи ведь немаленькое картофельное поле», — произнося эти слова, Ли Айцзе испытала невыразимое чувство грусти и потери, будто ещё не вошедшая в свои права осень уже прошла и она обеими ногами стояла на тонком, только что образовавшемся льду.

Разговаривая, они вдвоём вышли на улицу, каждая купила себе блинов с начинкой и, прислонившись к решётке ограды, густо покрытой многочисленными слоями пыли, начала есть. Солнце ярко светило, они, прищурившись, тоскливо наблюдали за прохожими, автомобилями и рекламными вывесками, слушали звук автомобильных гудков, популярные песни, играющие на магнитофонах перед ларьками, торгующими аудиозаписями, и то повторяющиеся, то вновь затихающие крики торговцев, зазывающих покупателей.

Когда они добрались до больницы, время обеда уже прошло. Войдя в палату, Ли Айцзе встала как вкопанная. Цинь Шаня нигде не было видно, больничная одежда была сложена горкой па кровати, коробка для еды и прочие вещи с прикроватной тумбочки также исчезли.

Медсестра, как раз делавшая пациенту укол, завидев Ли Айцзе, резко спросила: «Родственники больного с пятой койки, почему пациент не на месте?» — «Вчера вечером, когда уходила, он ни на что не жаловался и находился па месте, как он мог покинуть больницу? — задыхаясь от волнения, выпалила Ли Айцзе. — Это, наверно, надо у вас спросить, нет?»

«Больница вам не ясли, — недоброжелательно сказала медсестра. — Он ещё планирует здесь оставаться? Если нет, то, между прочим, есть и другие пациенты, ожидающие места».

Ли Айцзе подняла простыню Цинь Шаня и увидела, что тапочки из-под кровати тоже пропали. Охваченная страхом, она села в изголовье и заплакала. Пациент с соседней койки рассказал, что вечером Цинь Шань ещё преспокойно спал, около четырёх часов ночи, когда небо лишь начало светлеть, сразу слез с кровати, — сосед полагал, что он просто отправился по нужде.

Не мог ли Цинь Шань уйти умирать? Вчера они с Ван Цюпин долго плакали в туалете, пусть даже перед возвращением в палату она очень много раз мыла лицо, да ещё и стояла во дворе на ветру, чтобы успокоиться, но, может быть, её опухшие и покрасневшие глаза позволили ему получить зацепку и обо всём догадаться. Он ушёл, не попрощавшись, похоже было, что он больше не хочет жить.

Ван Цюпин, не успев позаботиться о собственном муже, поспешно отправилась на поиски вместе с Ли Айцзе. Они сходили на берег реки Сунгари, к выходу железнодорожного переезда на мосту Цзихун, а также в уединённые парковые рощи — места, пригодные, чтобы покончить с собой. Почти всё они были ими прочёсаны, но не нашлось никого, кто утопился бы в реке, лёг на рельсы или повесился на дереве в парке. Из-за наступления темноты они уже не могли разглядеть следов Цинь Шаня, только безостановочную разношёрстную толпу чужих людей, возвращающихся по домам. Ли Айцзе упала на зелёную железную решётку ограды моста Цзихун и громко разрыдалась.

Они ломали голову, куда бы мог пойти Цинь Шань. В конце концов Ван Цюпин сказала, что он, может быть, отправился в храм Цзилэ[8], чтобы уйти от мира. Ли Айцзе чувствовала, что в этом есть некоторый резон, возможно, Цинь Шань полагал, что уход от мира и вступление в буддийскую школу смогут сделать так, что и его телесная болезнь, и душа будут исцелены. Поэтому они провели ещё одну бессонную ночь, и лишь только рассвело, отправились в храм Цзилэ. Они разыскали настоятеля монастыря, спросили, не приходил ли кто-нибудь накануне, чтобы примкнуть к братии. Настоятель молитвенно сложил руки, промолвил «О, Амитабха»[9], после чего лёгонько покачал головой. Затем они также обошли находящиеся на улице Дачжицзе костёл и протестантскую церковь. Почему они искали в церквях? Быть может, они принимали как должное, что церкви являются местом приюта человеческих душ. Уже перевалило за полдень, а Цинь Шаня не было и следа. Они поспешили назад на съёмную квартиру, смотреть хозяйский телевизор. Просмотрели дневную хронику, не было ли объявления о пропавшем человеке или о произошедшем несчастном случае. В результате они ни на шаг не приблизились к цели своих поисков.