Шляпа Ирины. Современный китайский рассказ

Стрелка часов подошла к двум, как вдруг пребывающая в состоянии паники Ли Айцзе внезапно осознала, что Цинь Шань непременно вернулся в Личжэнь. Зачем решившему свести счёты с жизнью брать с собой коробку для еды, махровое полотенце, тапочки и прочие вещи? Она вновь вспомнила тот момент, когда он попросил у неё деньги, и ещё более утвердилась в мысли, что Цинь Шань вернулся в родной Личжэнь. Ли Айцзе начала собирать багаж для возвращения.

«Сестрица Пин, немного погодя пойдём со мной, помоги мне закончить формальности по выписке из больницы, — попросила Ли Айцзе, даже не поднимая головы. — Цинь Шань точно уехал и сейчас вернулся домой».

«Он оставил надежду вылечиться?» — воскликнула Ван Цюпин.

«Он точно понял, что его болезнь смертельна, а принимать лекарства от неизлечимой болезни он никогда не будет, — задыхаясь от слёз, говорила Ли Айцзе. — На самом деле он думал о деньгах, которые останутся на жизнь мне и Фэнь Пин, знаю я, что он задумал».

«И как тебе достался такой достойный и добрый муж? — всхлипывала Ван Цюпин. — Как же он вернулся домой, не предупредив тебя?»

«Если бы он сообщил мне, разве отпустила бы я его? — сказала Ли Айцзе. — Сегодняшний поезд уже не догнать, завтра я без промедления вернусь обратно».

Как только выяснилось местонахождение Цинь Шаня, Ли Айцзе сразу успокоилась. После полудня Ван Цюпин составила ей компанию, они пошли улаживать формальности по выписке. Больница вначале не уступала задаток, объясняя это тем, что пациент уже прожил у них более недели, да к тому же на него было израсходовано много лекарств. Ли Айцзе так и не переспорила их, тогда пришлось обращаться за помощью к лечащему врачу Цинь Шаня. Доктор, внимательно выслушав и поняв обстоятельства дела, помог им вернуть причитающиеся деньги.

Вечером Ли Айцзе открыла дорожный мешок, достала совершенно новые шерстяные брюки серебристо-стального цвета и вручила их Ван Цюпин: «Сестрица Пин, это мои брюки трёхлетней давности, ношены всего пару раз. Городские жители любят судить о человеке по его внешности, ты как пойдёшь на работу, так сразу надень их. Ты повыше меня, можешь удлинить штанины немного».

Ван Цюпин, сжимая брюки двумя руками, разрыдалась прямо в них и насквозь промочила слезами порядочный участок.

Когда Ли Айцзе в спешке прибыла в Личжэнь, как раз наступило время сбора осеннего урожая, каждая семья в полном составе выкапывала на южном склоне картошку. Было уже за полдень, небеса кристально чисты, на небе ни облачка, лишь свежий ветерок гуляет по улочке. Ли Айцзе, не заходя домой, пошла прямо на картофельное поле. Всю дорогу она видела стоящие на краях полей ручные тележки, люди выкапывали, собирали, паковали картофель в мешки. Соседская собака, следуя за хозяином по пути на поле, заметила Ли Айцзе и, прихватив зубами её штанину, виляла хвостом, будто заботливо приветствуя её: «Ты вернулась?»

Ли Айцзе издалёка увидела согнутую спину Цинь Шаня, выкапывающего картошку на их семейной земле, и рядом Фэнь Пии, следом за ним собирающую картошку в корзинку. Цинь Шань был одет в одежду из синей ткани, послеобеденное солнце густо озаряло её, заставляя ярко сиять в нестерпимом солнечном свете. Ли Айцзе из самых глубин души позвала: «Цинь Шань…» Обе её щёки были обожжены слезами.

После окончания сбора картофеля вся семья Цинь Шаня предалась блаженной зимней бездеятельности. Цинь Шань с каждым днём худел всё больше, он едва мог есть. Он часто подолгу любовался Ли Айцзе, не произнося ни слова. Она по-прежнему смиренно готовила ему, стирала, стелила постель и ложилась с ним. Однажды вечером, когда за окном валил снег, а Фэнь Пин жарила пластинки картофеля на кухонной печи, Цинь Шань внезапно сказал Ли Айцзе: «Возвращаясь сюда из Харбина, я купил тебе кое-что из одежды. Угадай — что?»

«Да как же я угадаю?» — Сердце Ли Айцзе барабанило и подпрыгивало.

Цинь Шань сошёл с кана и достал из шкафа свёрток, обёрнутый в красную бумагу; слой за слоем развернув его, высвободил сапфировое атласное ципао. И платье в свете искусственной лампы всё засверкало, от него разлилось неяркое завораживающее сияние.

«О!» — изумлённо воскликнула Ли Айцзе.

«А как сверкает, — сказал Цинь Шань. — Следующим летом надень-ка его».

«Лето следующего года… — с болью произнесла Ли Айцзе. — Когда оно наступит, я буду носить его для тебя».

«Для меня, для других — не всё ли равно?» — ответил Цинь Шань.

«Такой высокий разрез никак не могу» носить перед другими-то, — Ли Айцзе, наконец перестав сдерживать бесконечные потоки слёз, бросилась в объятия Цинь Шаня. — «Я не желаю, чтобы другие видели мои ноги…»

После двух снежных дней и ночей агонии Цинь Шань наконец перестал дышать. Всё жители Личжэня пришли помочь Ли Айцзе с похоронами, но бдение у гроба она взяла на себя. Дома Ли Айцзе была в том сапфировом атласном ципао. С утра и до ночи и с поздней ночи до рассвета она не гасила очага и находилась при муже. Только когда пора было выносить покойного, она переодела платье.