Шляпа Ирины. Современный китайский рассказ

Сяо Линьфа будто родился в воде, плавая, он походил на большую рыбу. Непонятно, каким образом ему удавалось дышать под водой: то его бок, то грудь мелькали над поверхностью; он взмахивал руками-плавниками, заставляя тело изгибаться, или неудержимо, словно дельфин, выскакивал из воды, от этого по водной глади пробегали пенящиеся волны, а брызги долетали до стариков, сидящих на краю пруда.

Когда Сяо Линьфа вылезал из воды, его круглого живота как не бывало, и он снова принимался за арбуз, вплоть до того, что обгладывал последнюю корочку. Лао Люгэ однажды сказал:

— Надо было назвать тебя Гуамо, что означает «арбузный дьявол»!

— И правда Гуамо! — закивал головой Сю Баоцэ.

Дни шли за днями, и старики, казалось, позабыли настоящее имя мальчика, так и стали называть его Гуамо.

Гуамо был сиротой и воспитывался в доме дяди. К обучению он не проявлял никакого интереса, да и к наставлениям дядюшки был равнодушен, а с пяти шести лет полюбил гулять на побережье. Нельзя сказать, что на бахче Гуамо только даром лакомился арбузами, напротив, он часто помогал старикам и с удовольствием выполнял различные поручения: поливал арбузы, обрезал пасынки, проводя много времени под палящим солнцем. Сю Баоцэ жалел мальчика и звал его отдохнуть, а Лао Люгэ с трубкой в зубах, посматривая на Гуамо, говорил: «Пусть работает! Это достойный труд». Устав, Гуамо отправлялся к морю искупаться, а возвращался всегда с парой огромных рыбин, которые прятал за спиной. Старики недоумевали: как ребёнок с пустыми руками умудряется поймать таких больших рыб, однако никогда его об этом не спрашивали, так как Гуамо был в их глазах едва ли не такой же рыбой, а «большой рыбе» разве сложно поймать «маленькую». Чего только ни удавалось поймать Гуамо: и змееголовов, и осьминогов, моллюсков трубачей, устриц… Старики готовили из рыбы уху и фрикадельки, лепили пельмени с рыбной начинкой. Однажды, поев, они спросили Гуамо, как тот сумел поймать эту длинную и тонкую рыбину, похожую на ремень. Мальчик ответил:

— Достаточно найти толстую проволоку! Рыбы всегда любят плавать у берега, выберешь одну — и хлестни по ней проволокой так, чтобы сразу разрезать на две части. Только бить нужно без промаха!

— Без промаха, значит! — повторили они с улыбкой.

Не прошло и нескольких дней, как Гуамо снова пришёл к старикам, которые не стали доедать его улов, а, продев оставшиеся рыбины через ивовые прутья, положили сушиться на солнце. Маленькая хижина как магнитом притягивала Гуамо, по случаю его прихода Сю Баоцэ и Лао Люгэ с готовностью снимали самый большой арбуз. Поначалу их удивлял этот худенький мальчишка, который мог за раз съесть такой большой арбуз, а потом заинтересовал по-настоящему: если Гуамо реже заходил к ним, то разговоры только о нём и велись.

Как-то раз, когда солнце уже клонилось к западу, Гуамо снова появился в хижине и, вопреки своим правилам, с наступлением темноты остался ночевать. У Сю Баоцэ не было жены и детей, поэтому, когда он посреди ночи протягивал руку погладить Гуамо, его охватывало радостное чувство. Старик представлял, что сейчас, будь он женат, у него был бы сын одного возраста с Гуамо. Ночью Сю Баоцэ и Лао Люгэ спали по очереди, потому что один из них должен был охранять бахчу. Когда наступила очередь Сю Баоцэ, он разбудил Гуамо. Они вдвоём стали готовить в котелке свежий батат и орехи, найденные мальчиком. Добавив соли и ещё немного подержав на огне, они принялись за еду, которая показалась им чрезвычайно вкусной.

Ветер с моря приносил запах рыбы. Ночной воздух казался плотным. Одежда Сю Баоцэ и Гуамо, сидящих перед костром, пропиталась влагой. Звёзды сияли ярко и таинственно, они были будто бы ближе в этот момент. Плеск ни на минуту не умолкающего прибоя звучал тише, чем далёкий шум, с которым волны огромного безбрежного океана разбиваются о берега мироздания. Глубокой ночью этот звук вместе с мерцающими в вышине звёздами и шелестом листвы создавали особый, таинственный мир, а ликующее и звонкое журчание реки Луцинхэ, даже ночью катящей свои воды к морю, умиротворяло и воодушевляло старика и мальчика, охраняющих бахчу.

Гуамо, прислонившись к Сю Баоцэ, посмотрел на половинку луны, повисшую высоко в небе, и неожиданно сказал:

— Дядя Баоцэ, в будущем году я тоже буду к вам приходить! Мне нравится тут работать.

— Почему? — Сю Баоцэ, жуя кусочек батата из котелка, отрицательно покачал головой. — Ты должен стать рыбаком, только из этого выйдет толк! А когда состаришься, будешь одного с нами возраста, тогда и приходи.

Гуамо замолчал и стал прислушиваться к едва различимым окрикам, доносившимся с побережья, где рыбаки ставили сети на ночь, а потом сказал:

— Я пойду наловлю ещё рыбы.

Он вернулся с несколькими макрелями и опустил их вариться в котелок. Сю Баоцэ зажёг трубку и, сделав несколько затяжек, попросил:

— Расскажи что-нибудь…

— Лучше ты расскажи. Ты уже старый человек, а у вас, стариков, всегда найдётся что рассказать, — под треск углей ответил ему Гуамо.