Шлиман

Конечно, в то время, когда были написаны эти строки, Шлиман уже прекрасно понимал, что именно кость, найденная в земле, дала повод для создания «позднейшего предания» – эффектной концовки легенды. Но он не мог себе отказать в удовольствии еще одним штрихом «овеществить» предание о Геннинге.

Мы так подробно останавливаемся на всех этих легендах потому, что Шлиман сам неоднократно подчеркивал свой детский интерес ко всему «таинственному и романтическому». Несомненно, что местный фольклор оказал большое влияние на впечатлительного мальчика. Но скоро перед ним раскрылся новый поэтический мир, он узнал иные предания, величие которых затмило и отодвинуло на задний план примитивные, доморощенные мекленбургские сказки.

Пастор Шлиман решил дать сыну классическое образование. После той памятной ночной встречи на лестнице Генрих был усажен за латинскую грамматику и древнюю историю. Пастор не замечал, что сам уже не очень тверд в этих предметах. Недостаток фактических сведений легко восполнялся воодушевлением. Особенно увлекался пастор Шлиман, рассказывая сыну о гибели Помпеи и Геркуланума (Помпеи и Геркуланум – два небольших города в окрестностях Неаполя (Италия). Они были засыпаны лавой и пеплом во время извержения Везувия в 79 году. С XVIII века там велись долгое время раскопки, позволившие во многом восстановить подробности жизни античного города).

Как раз в первые десятилетия прошлого века возобновились начатые еще в 1748 году раскопки Помпеи. Интерес к трагически погибшему городу проявляли не только ученые. О Помпеях в то время писали в газетах, болтали в гостиных. О Помпеях упоминалось в стихах, а Карл Павлович Брюллов под впечатлением посещения раскопок написал свою знаменитую картину (Речь идет о его знаменитой картине «Последний день Помпеи»).

И до захолустного Анкерсгагена докатилось это увлечение.

Голос Эрнста Шлимана гремел раскатами, когда он рисовал сыну картину разбушевавшегося Везувия. Пастор вдруг почувствовал себя историком и археологом, он уже мечтал о том, чтобы поехать в Неаполь, посетить Помпеи, сделать поразительные открытия.

Генрих слушал внимательно, запоминал имена, даты, факты. У него была жадная и цепкая память.

Когда о Помпеях было рассказано все, что пастор помнил, наступил черед Гомера. Греческого языка Эрнст Шлиман не знал, но читал Гомера в немецком переводе Фосса. Рассказы о сражениях и об уничтожении Трои Генриху понравились. Но ему трудно было вообразить себе всех этих Одиссеев, Ахиллов и Гекторов. Это была какая-то другая жизнь, непохожая на анкерсгагенскую, и люди эти были, очевидно, не похожи на окружавших Генриха людей.

Отец рассказал, что в анкерсгагенском замке, в том самом, где когда-то буйствовал Геннинг Браденкирль, жил в 1769 году Иоганн-Генрих Фосс, переводчик Гомера. Но и от этого Гомер не стал понятней восьмилетнему ребенку.

На рождество отец подарил Генриху книгу Георга-Людвига Еррера «Всемирная история для детей». Перелистывая ее, мальчик увидел интересную картинку: войско штурмует горящий город. В клубах дыма вырисовываются мощные крепостные стены с четырехугольной башней. На переднем плане – воин несет на плечах старика и за руку ведет маленького мальчика.

Оказалось, что это Эней с отцом и сыном бежит из горящей Трои.

Здесь начинается одна из самых спорных страниц в биографии Шлимана, вызвавшая много разногласий среди писавших о нем. Вот как сам Шлиман описывает этот эпизод:

«Я радостно воскликнул: «Отец, ты ошибся! Еррер видел Трою, иначе он не смог бы ее нарисовать!» – «Сынок, – ответил он, – это лишь воображаемая картина». Но на мой вопрос, в действительности ли древняя Троя имела такие большие стены, он ответил утвердительно. «Отец, – сказал я тогда, – если такие стены существовали, они не могли быть совершенно уничтожены, они лишь погребены под пылью и мусором столетий». Он мне вновь возразил, но я остался при своем мнении, и, наконец, мы порешили на том, что я когда-нибудь откопаю Трою».

Конечно, это вымышленный разговор. Он был написан в то время, когда пятидесятидевятилетний Шлиман освещал «обратным светом» свою путаную и необычную жизнь. Тогда Шлиман был уже убежден сам и считал нужным убедить других, что великое дело, совершенное им, было задумано еще в детстве, что вся его долгая жизнь была планомерным и настойчивым стремлением к заранее намеченной цели.

Это – самообман, хотя и вполне понятный в устах Шлимана. Но зерно истины в приведенном рассказе есть. Несомненно, картинка из книги заинтересовала мальчика. Несомненно, отец мог сказать Генриху, что город Троя исчез бесследно. И очень может быть, что Генрих не поверил отцу.

Но от такого разговора до плана раскопок Трои, до установления цели всей жизни еще очень далеко.