Шлюха

Таким образом, все свелось к тому, что он приходил и просто сидел. Со стороны это напоминало упорное ухаживание-высиживание, рассчитывающее взять смиренным измором, что было даже смешно, — в обычной жизни все происходит в обратном порядке. Саша понимал черноватый юмор ситуации, но смешно ему не было. Он смутно подозревал, что уже взял все, что можно здесь взять, но никак, опять-таки смутно, не желал согласиться с этим. Их отношения его не устраивали, он постоянно ощущал зудящую, саднящую неудовлетворенность по этому поводу. Все у них слишком уж усеченно, слишком ублюдочно. Надо бы как-то «развить»… Но как? Вроде бы просто — сходить куда-нибудь с ней или съездить, неважно куда, лишь бы вырваться на свежий воздух, прочь от бардачной койки. Тогда можно надеяться, что все станет «по-людски», они будут встречаться как нормальные люди, а сюда он и дорогу забудет — к махону он так и не привык, у него он вызывал стойкое, хотя и хорошо подавленное омерзение. А что она проститутка — на это ему было от чистого сердца наплевать. По крайней мере, на данный момент, дальше же и загадывать бессмысленно.

Что-то подобное почти непрерывно варилось у него в голове. Иногда он даже заводил с ней разговор на эту тему. Но она отказывалась. Что, в выходные? Не, не выдумывай. Выходные у меня заняты. Ребенок, на пляже полежать, с подругами пообщаться. Не выдумывай. Было довольно обидно такое выслушивать. Она даже не пыталась скрыть, насколько он для нее, в общем-то, ничего не значит. Ребенок-то понятно, выспаться — тоже понятно, но вот подруги, пляж — она даже не пыталась как-то смягчить для него то обстоятельство, что пляж и подруги гораздо для нее предпочтительнее, чем общение с ним. Несколько обидно… И отмахивалась от его предложений она вяло, равнодушно, как от чего-то заведомо несерьезного, ненужного; никакого другого отношения он, оказывается, не заслужил. Но слишком обострять разговор — в данном случае это значило назвать вещи своими именами — Саша побаивался. Если все станет слишком уж ясным, то он просто не сможет больше сюда приходить. Он уже и так догадывался, что он для нее просто маленькое украшение в ее многотрудной жизни. Ну, ходит какой-то. Все ж таки внимание… Да и клиент необычный — из чистеньких, из образованных; похоже, ей и это слегка льстило. Ну а если нужно чем-то платить за это, тогда уж лучше вовсе не надо. Саше не хотелось, чтобы это стало для него яснее, чем уже и так было.

Но дело было не только в ней. Дело было и в нем самом. Стоило ему только представить себя с ней вне махона, как он моментально сознавал, насколько они чужды, несовместимы, неинтересны, бесконечно чужды друг другу. Только в махоне, среди стольких внешних ограничений, их отношения и могли как-то тлеть. Она, похоже, прекрасно это понимала, хотя вряд ли об этом хоть раз задумывалась, и такое положение вещей ее вполне устраивало. Его же — нет.

Все чаще он думал, что пора бы кончать эту мутотень. Ни тпру ни ну. Надо бы кончать, да… К ней тянуло, и все тут. Любые аргументы были бесполезны.

Тем чаще он появлялся пьяный. С алкоголем было легче: он притуплял чувства. Да и притворяться легче, точнее, легче быть искренним. Марьяна не одобряла его пьянства, но ему было все равно. Во время каждого сидения он по нескольку раз отлучался за пивом. Охотно поил и «девчонок».

«Девчонки», кстати, относились к Саше неплохо, хотя и несколько снисходительно, как к интеллигентному безобидному недотепе. Саша был вежлив и даже предупредителен с ними, что одобрялось, хотя и с усмешкой; еще, что очень важно, он был не жмот. Правда, больно уж он для них был диковинный фрукт. А любая диковинность, непонятность воспринималась ими как скрытая угроза, каверза. Например, вполне обычный интеллигентский юморок, даже адаптированный, совершенно тут не проходил — вызывал недоуменное молчание или недоуменное переспрашивание, и Саша его быстро оставил.

Была одна проститутка — лет хорошо за сорок, Саша, вечно молодой, по инерции продолжал считать таких старухами. Как-то раз, в процессе всеобщего питья, она сказала между делом, как нечто само собой разумеющееся: «Ты же мальчик наш сладенький». Даже так.

Один раз Саша выходил из махона, пьяный и хмурый, все мусолящий их до отчаяния ясные, безысходные отношения. Все было плохо, как обычно. Только что он зашел с ней, что ему было, разумеется, совершенно не нужно, но заходить время от времени было необходимо: иначе бы его рано или поздно просто вытурили отсюда, а так он был все-таки постоянный клиент, доход заведению. Заходить с ней — это было еще одно испытание, когда хотелось бежать отсюда, куда глаза глядят; один на один, без поддержки подруг, музыки, заходящих и уходящих клиентов, выпивки — это было уже чересчур. Не говоря уж о том, что каждый такой заход образовывал огромную брешь в финансах.

И сейчас все было как всегда.