Читаем Шлюха полностью

— У меня уже есть такой. И у мамы тоже. У тебя тоже должен быть, Гэбби. Так сказала мама. Какой-то индеец с цветными перьями дал его и моей маме, и твоей маме, и тебе. Как мне, — сказал Вандер, когда его черный камушек притянулся к камню Пэкстона, мгновенно вызывая улыбку на его маленьком личике.

Я не помнила этого, а хотела. Насколько иронично то, что моя мать верила в те же волшебные камни, в которые верила Ми? Я пошла в уборную и заплакала. Где был мой камень?

Пэкстон не говорил об этом инциденте ни разу за всю дорогу домой. Спросил, в порядке ли я, и на этом все. Больше мы это не обсуждали.

Вандер влился в нашу семью, словно кусочек пазла, занявший свое исконное место, сдружившись с Роуэн и Фи так, будто они знали друг друга всю жизнь. Даже при первой встрече они вели себя как кузены, которые были знакомы многие годы. Фи показала ему своих динозавров, и они несколько часов провели в бассейне. Роуэн и Фи даже играли в нем дольше обычного, потому что там понравилось Вандеру.

Но не все было так просто, далеко не все. Постоянно кто-то ругался: либо Вандер и Офелия, либо Роуэн и Офелия. Но не Роуэн с Вандером. Благодаря Пэкстону Офелия называла его Мини-Вэн. Клянусь, эта девчонка ничего не забывала. Вандер ненавидел это прозвище. Конечно, поэтому она называла его так еще чаще.

Я провела три дня, окруженная любовью. Только одно могло осчастливить меня еще больше — моя сестра. Если бы Иззи появилась на пороге и заявила о правах на своего сына, я была бы самым счастливым человеком в мире. Я все время о ней думала и продолжала мониторить все сайты пропавших без вести, но так и не наткнулась на стоящую информацию. Она просто исчезла, будто растворилась в воздухе.

Все шло своим чередом. Всю неделю мы привыкали к Вандеру, а Вандер привыкал к нам и к новой жизни. Даже Пэкстон казался более счастливым, более игривым и даже менее напряженным. Он даже не расстроился, как я думала, на следующий вечер, когда я решила посмотреть видео, которое Ник хотел показать только мне. Еще два раза — и я никогда больше не могла получить подсказок о своем прошлом. Думаю, я была благодарна существованию этих записей. Это были не лучшие воспоминания, но других у меня не было.

Пэкстон отпустил меня в девять часов, когда мы пытались успокоить детей. В любом случае, видео было не для него, а судя по хихиканьям, игра собиралась продлиться еще какое-то время. Почему им так нравилось бороться с ним — вне моего понимания. Они веселились и заполняли дом смехом, так что, думаю, это единственное, что имело значение.

Я сделала себе коктейль и поднялась наверх с ноутбуком Пэкстона подмышкой. Мы уже очень многое узнали. Что еще могла открыть эта запись? Я была готова встретиться с любыми сложностями, потому что мы могли пройти через это, как и во всех остальных случаях.

Воздух был прохладнее, чем я ожидала, но я накинула плед и осталась на балконе. Устроившись поудобнее, я нажала на ссылку для скачивания, как всегда делал Пэкстон.

— Привет, Ник. Спасибо, что посидел с девочками. Ты им понравился. Где Ми? Что случилось?

— Мне кажется, ты двигаешься в правильном направлении, и все будет хорошо. Мы можем остановиться сейчас, Гэбби. Это нормально.

— Все так плохо?

— Да, это все поменяет.

— Но я имею право знать.

Ник кивнул, сделав глубокий вздох.

— Потому я здесь. Я весь день боролся с собой из-за этой записи, пытаясь убедить себя избавиться от нее, прежде чем кто-то еще ее увидит.

— Все не может быть так плохо, Ник.

— Может, Гэбби.

— Но я хочу услышать ее.

— Хочешь, чтобы я остался на связи?

— Нет, можешь идти.

— Ладно. Если что, звони.

— Все будет хорошо, — проговорила я. Слова прозвучали более убедительно, чем я себя чувствовала. Снаружи я казалась сильной, но внутри я словно превратилась в миску с желе, так переживала.

— Гэбби, ты слышишь меня?

— Да, я слышу тебя, Лейн.

— Мы продолжим с того момента, где остановились, после чего Ник попытается сегодня стереть часть твоих воспоминаний, но сначала я хочу спросить, была ли ты когда-то с кем-то другим, хорошо?

— Хорошо.

— У тебя когда-то был другой мужчина, Гэбби?

— В плане секса? Однажды я поцеловала другого. В губы.

— До или после Пэкстона?

— Это было намного позже. Офелии только исполнилось три года.

— Правда? Кто это был?

Перейти на страницу:

Все книги серии Близняшки

Условие для близнецов
Условие для близнецов

БОГИ долго думали, совещались… Как поступить? Это были дети молодой Королевы - Матери МАРТИССИНИИ!Они пришли к единому мнению оставить девочек живыми, но при одном условии…Малышек отправить жить на Землю до земного совершеннолетия. После этого одну из них призвать на планету для выполнения важной миссии...Молодые родители были очень рады, что дети останутся живы и не нужно делать такой сложный и страшный выбор…Мартиссиния прижала к груди малышек, в последний раз накормив их грудным молоком.Умываясь горючими слезами завернула их в красивые одежды, прикрепила к каждой на ручку фамильный амулет и положила их в отдельные корзинки. Прочитала над ними молитву сохранения и удачи, дрожащими руками передала их доверенным лицам Богов.ДВУХТОМНИК .Вторая книга "Позднее раскаяние" .

Таис Февраль

Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии