Читаем Шлюха полностью

— Как зовут их отцов?

— Отцов? Их отец Пэкстон Пирс. Что ты имеешь в виду?

— Ничего, Гэбби, все прекрасно. На следующей неделе, обещаю, когда ты проснешься, изнасилование сотрется из твоей памяти, и все это закончится.

Конец записи. Я подождала, когда погаснет экран, и закрыла ноутбук.

— Боже мой.

— Что? Расскажи, — сказал Пэкстон, закрывая за собой двери.

Я безмолвно посмотрела на него на короткое мгновение. Не могла сказать ему этого. Новость уничтожила бы его, разбив на мелкие кусочки. Он бы отправился на лодке в центр океана и привязал груз к своей ноге.

— Расскажи мне, Габриэлла. О чем была запись? Что ты узнала?

Я набрала полные легкие соленого морского воздуха.

— Я поцеловала другого мужчину.

Пэкстон сел рядом и нахмурился.

— Что? Когда?

— Помнишь, когда ты заставил меня пойти на кулинарные курсы? У шеф-повара был бар. Он научил меня готовить напитки. Он мне понравился. Мы смеялись и веселились, — объясняла я то, что недавно узнала. Это не было ложью, верно? Просто я не собиралась рассказывать об остальном. Я никогда бы не сказала ему об этом. Эта тайна должна была отправиться со мной в могилу.

— Что ж, думаю, я заслужил это. До аварии ты не смешивала напитки. Это убедило меня в том, что ты Иззи.

— Я и так Иззи.

— Ты знаешь, о чем я.

Я пыталась вести себя так, будто не узнала только что самый безумный кусочек этого пазла.

— Ты, наверно, должен выпороть меня за то, что я поцеловала другого.

— Я определенно могу это сделать, — сказал он, запуская руку под плед.

Той ночью с Пэкстоном я позволила всему исчезнуть. Мне было это необходимо. Я не могла справиться с тем, что на меня обрушилось, хотя глубоко в сердце всегда знала, что что-то не так. Просто не знала, что именно. Мы трахались словно обезумевшие животные, во всех мыслимых позах. Мы трахались, сосали, облизывали друг друга, царапались и целовались, но мой мозг цеплялся за то, о чем я мечтала забыть. Не стоило слушать. Нужно было позволить Нику удалить запись.

Пэкстон рухнул первый, тяжело дыша мне в шею.

— Ты раздавишь меня, — пробормотала я из-под него.

Он перенес вес, но совсем немного. Он все еще наполовину лежал на мне.

— Господи, детка.

Я изогнулась, доставая руку из-под себя, и поцеловала его в губы.

— Не хочу слушать последнюю запись, не хочу знать, что в конверте, и мне плевать, где мой камень. Я люблю тебя. Давай прекратим.

— Нам осталось одно видео, и ты хочешь остановиться?

— Да, меня это больше не волнует. Ты прав. Давай создавать новые воспоминания, и постараемся сделать так, чтобы Вандер чувствовал столько любви, сколько возможно.

Пэкстон перевернулся на живот и закрыл глаза.

— Ты ведь знаешь, что не сделаешь этого.

Я прикоснулась к рубцам на его спине, оставшимся от моих ногтей, и он зашипел.

— Сделаю.

— Лгунья. Всего одна запись, Габриэлла. Хочешь остаток жизни провести, гадая, что там было?

Тяжелый вздох вырвался из моих легких, и я поняла. Он был прав.

— Пэкс?

— Мм?

— Где может быть мой камень? Тот, который индеец дал маме, мне и Иззи?

Пэкстон глубоко вздохнул и перевернулся.

— Ты не говорила мне, что это что-то ценное. Я даже не знал, что у тебя была сестра.

— Где он?

— Я выбросил его в океан.

— Почему?

— Потому что был кретином, потому что мог. Спросил тебя, что это за камень, ты назвала какое-то его научное название. Может, даже и сказала, что это гематит. Не помню.

— Ты выбросил его в океан? Уверена, он многое для меня значил.

— Я тоже так думаю. Ты каждое утро ходила на пляж, надеясь, что его выбросило на берег. Ты никогда об этом не говорила, и только теперь я понимаю, что он был дорог тебе. Прости.

Я улыбнулась. Я не могла не простить его.

— Хорошо, что Ми дала мне новый.

— Согласен. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Пэкстон. Мы идеальное сочетание двух безумий.

Лежа с закрытыми глазами, Пэкстон снова улыбнулся, безропотно соглашаясь.

Идеальное сочетание двух безумий. Это были мы.

<p>Глава семнадцатая</p>

Следующий день был адски сложным. Казалось, будто меня сбил чертов грузовик. Я просто не понимала, как это может быть правдой. Офелия была его точной копией, ей всегда нужно было все контролировать. Я не могла понять. С какой стороны я ни обдумывала новообретённые знания, было трудно в них поверить.

Об этом я думала, когда Пэкстон вернулся с работы домой. Даже не слышала, как он вошел, не говоря уже о машине. До этого всегда слышала, как подъезжает его пикап. Роуэн сидела на ступеньках бассейна, Вандер и Фи выкапывали ямы под сосной для своих динозавров, а я расположилась на краю шезлонга. Мыслями я была где-то далеко и совершенно не обращала внимания ни на что вокруг.

— Привет, ребята, — раздался голос Пэкстона у меня за спиной.

— Господи, Пэкс. Ты до чертиков меня напугал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Близняшки

Условие для близнецов
Условие для близнецов

БОГИ долго думали, совещались… Как поступить? Это были дети молодой Королевы - Матери МАРТИССИНИИ!Они пришли к единому мнению оставить девочек живыми, но при одном условии…Малышек отправить жить на Землю до земного совершеннолетия. После этого одну из них призвать на планету для выполнения важной миссии...Молодые родители были очень рады, что дети останутся живы и не нужно делать такой сложный и страшный выбор…Мартиссиния прижала к груди малышек, в последний раз накормив их грудным молоком.Умываясь горючими слезами завернула их в красивые одежды, прикрепила к каждой на ручку фамильный амулет и положила их в отдельные корзинки. Прочитала над ними молитву сохранения и удачи, дрожащими руками передала их доверенным лицам Богов.ДВУХТОМНИК .Вторая книга "Позднее раскаяние" .

Таис Февраль

Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии