Читаем Шлюха полностью

— Чтобы я знала, что он всегда следит за мной. Знаешь, я могла бы забеременеть от одного из тех парней из банды. Отцом мог бы быть кто-то из них.

Я сонно засмеялась.

— Вот только все они были темнокожими, да и время неподходящее. Ты заплатил за секс со мной три недели спустя, и ты не вышел из меня. Я помню.

— Господи Иисусе, Гэбби. Ты сейчас серьезно? Думаешь, Офелия моя дочь?

— Да, Пэкстон не может иметь детей.

— То есть? Конечно, может.

— Нет, не может. Мы никогда ничего не использовали, а когда обратились к врачу, пытаясь зачать мальчика, он сказал мне, что Пэкстон не может. Сказал, что численность его сперматозоидов практически нулевая. Вероятно, это из-за свинки, которой он переболел в детстве.

— Блядь, Гэбби. Пэкстон знает об этом?

— Нет, я солгала ему. Сказала, что врач нашел какую-то проблему с моей маткой, что-то вызванное рождением Офелии. Он считает, что дело во мне.

Тишину нарушили шаги Лейна. Он, несомненно, сходил с ума.

— Я хотел, чтобы Ник стер твои воспоминания о нашем сексе, но не ребенке. Блядь.

— Ты злишься?

— Нет, нет, я не злюсь, Гэбби. Я… черт. Я даже не знаю.

— Ты сказал мне продолжать попытки с Пэкстоном. Сказал, что я нравилась ему. Это твои слова, Лейн.

— Да, потому что я знал, что не прикоснусь к тебе, будь ты его. Не потому что я думал, что ты беременна моим ребенком. Господи Боже. Я не знаю, что теперь делать.

Не знаю, это аудио остановилось, или я оглохла. Я хотела, чтобы это закончилось. Я хотела повернуть время вспять. Не знать этого. Это могло уничтожить Пэкстона. Я слушала запись, прикрыв рот рукой, в другой держала пустой бокал, мечтая о еще одном коктейле. У Пэкстона было трое детей, и ни один из них не был ему родным. Я сглотнула и прислушалась к шуму, когда Лейн вернулся в комнату с Ником.

— Ты должен заставить ее забыть о том, что у нас когда-либо был секс. Заставь ее забыть, что я отец Офелии. Сделай это, Ник. Ты должен. Если Кэндес узнает, она тут же бросит меня. Они друзья. Это рано или поздно станет известно. Ты должен это сделать.

— Ты не хочешь своего ребенка?

— Ей четыре. Она думает, что Пэкстон ее отец. Сотри это дерьмо из ее памяти, Ник. Сделай это.

Кто-то сделал глубокий вдох, и дальше прозвучал голос Ника. Я не слышала, что он говорил, но услышала, когда все закончилось.

— Я сейчас разбужу тебя, Гэбби. Я отсчитаю от десяти до одного. Каждый раз, когда я буду произносить число, твой мозг будет запоминать слова, которые я только что сказал тебе. Ты запомнишь их, как любое другое воспоминание, когда я дойду до единицы, хорошо?

— Да, хорошо.

Ник медленно отсчитал от десяти до одного.

— Проснись. Как себя чувствуешь?

— Эм, хорошо. Как я справилась? Получилось?

— Сколько у тебя детей, Гэбби?

— Эм, двое. Тебе это известно. А что?

Перейти на страницу:

Все книги серии Близняшки

Условие для близнецов
Условие для близнецов

БОГИ долго думали, совещались… Как поступить? Это были дети молодой Королевы - Матери МАРТИССИНИИ!Они пришли к единому мнению оставить девочек живыми, но при одном условии…Малышек отправить жить на Землю до земного совершеннолетия. После этого одну из них призвать на планету для выполнения важной миссии...Молодые родители были очень рады, что дети останутся живы и не нужно делать такой сложный и страшный выбор…Мартиссиния прижала к груди малышек, в последний раз накормив их грудным молоком.Умываясь горючими слезами завернула их в красивые одежды, прикрепила к каждой на ручку фамильный амулет и положила их в отдельные корзинки. Прочитала над ними молитву сохранения и удачи, дрожащими руками передала их доверенным лицам Богов.ДВУХТОМНИК .Вторая книга "Позднее раскаяние" .

Таис Февраль

Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное