Читаем Шлюха полностью

— Ми говорит, что на все есть причины и следствия. Может, тебе пришлось пережить все эти невзгоды, чтобы стать хорошим отцом для Роуэн и Фи.

Пэкстон приподнялся и перекатился на спину, так что теперь я была поверх его талии.

— Что ж, если дело в этом, я ни о чем не жалею.

— Я тоже.

— Прости.

Мои пальцы блуждали по глубоким отметинам от ногтей на его груди.

— И ты меня. Боже, это я сделала?

— Тебе не за что извиняться. Мне понравилось. Это было очень странно, детка. Все это время я говорил тебе быть шлюхой, а потом ты теряешь память и — бам! ты…

— Следи за языком, дружок.

— Это был комплимент.

Я провела покрытыми красным лаком ногтями по животу и хмуро посмотрела на него.

— Почему мне кажется, что я должна обижаться?

Пэкстон водил руками вверх-вниз по моим ногам и смотрел на меня так, словно я была ему небезразлична, действительно небезразлична, словно он любил меня.

— Я взорвался, когда ты сделала это вчера. Твое туловище извивалось невероятным образом, ногти впивались мне в кожу, и все твое тело испытывало оргазм. А минеты! Ты похотливая плохая девочка, и мне это чертовски нравится.

— Я не похотливая плохая девочка.

Пэкстон пошевелил бедрами, чтобы привлечь мое внимание, и я посмотрела на него.

— Это комплимент. Скажи спасибо. Хотя мне нравится твое отношение к оральным утехам. Кажется, будто ты наслаждаешься ими не меньше меня.

Я бросила на него взгляд, размышляя над кое-чем другим.

— Думаешь, я не ценю того, как много ты для нас делаешь? Ценю. Очень. И я благодарна за то, что ты делаешь, чтобы забрать Вандера.

— Знаю. Прости, что сказал это. Я мудак.

— Сочувствую по поводу твоего детства.

— Ложись.

Я слезла с Пэкстона и легла на кровать, готовая снять напряжение под телом своего мужчины. Вот только произошло не это. Пэкстон снял покрывало, и я прижалась к нему, спиной к его груди. Он обнял меня и поцеловал мои волосы, тяжело вздохнув. Устало. Черт.

Я пыталась незаметно потереться попкой о его пах, но он не пошевелился. Новая поза и нога поверх его талии тоже не возымели должного эффекта. Он сказал мне вести себя хорошо. Что за черт?

Он так и не открыл глаза, только провел рукой по моему бедру.

— Ложись спать. Мне рано вставать утром.

— Нет. Завтра у нас визит. Придет соцработник, — напомнила я, проводя по его ноге своей гладкой ножкой.

— Веди себя хорошо. Они придут после обеда. Я к тому времени буду дома.

— Скажи, что заболел.

Его теплое дыхание коснулось моих волос, когда он засмеялся.

— Я начальник.

— «Я начальник». Скажи, что тебя охватила похоть.

— Ты просишь секса?

— Типа того… Эйнштейн.

— Мне нравится. Попроси меня завтра снова.

Я застонала и перевернулась на бок, вжавшись задом в его пах.

— Спокойной ночи.

Пэкстон поцеловал меня в макушку.

— Я люблю тебя.

— Ага, хорошо.

Уже через несколько минут Пэкстон глубоко спал и расслабленно дышал, уткнувшись мне в волосы. Всего минут пять, не больше. Я лежала в его объятиях, пытаясь сконцентрироваться на Вандере, а не на всем остальном. Было сложно. Я знала, что Пэкстон использовал мое доверие к нему, обращаясь со мной как с щенком, найденным на пляже, как с животным. Но также я была уверена, что он скрывал что-то еще. Да и по правде, не думаю, что меня это заботило. Может, люди могут меняться. Может, Пэкстон мог измениться. К сожалению, я заснула не с мыслями о Вандере. Я заснула с чувством безопасности и радости, но в то же время неуверенности.

Следующее воспоминание: я просыпаюсь из-за ярких лучей, проникающих через стеклянные двери, и двух девочек, которые залезли в кровать. Роуэн и Офелия, по одной с каждой стороны. Улыбки на их лицах были такими же яркими, как солнце. Мне нравилось, что они просыпались такими веселыми по утрам.

— Привет тебе и тебе, где ваш папа?

Роуэн ответила мне так, словно я снова потеряла память.

— По понедельникам он работает, помнишь?

— Да, глупенькая. Я помню, но всегда просыпаюсь вместе с ним и провожаю его вкусным завтраком.

— Значит, теперь у него будет болеть животик, — добавила Офелия, затем напомнила, что сегодня ее день с Ми. — Сегодня мы поиграем с Ми.

— Мы пойдем в кино, — напомнила ей Роуэн.

— Замолчи, Роуэн.

— Фи, ты не можешь так говорить с Роуэн. Это некрасиво. Если бы твой отец услышал эти слова, он бы поставил твою маленькую попку в угол на час-другой. Извинись.

— Но мне не жаль.

Я застонала, скрывая улыбку.

— Пойдем. Приготовим завтрак.

Я отправила их восвояси и пошла в ванную, качая головой и слушая их, пока они спускались по лестнице. Роуэн сообщила Фи о своем намерении рассказать отцу о словах последней, Офелия же напомнила своей старшей сестре о Барби, спрятавшейся в фильтре бассейна. «Это спа. Она на отдыхе», — объяснила ей Роуэн. Я сделала мысленную пометку проверить фильтр бассейна, прислушиваясь к диалогу, который перетекал в далекое бормотание. Они снова спорили. Ох уж эти двое…

— Чем хотите позавтракать? — спросила я, заходя на кухню, и снова закачала головой. — Что вы делаете?

— Облизываем окно? — объяснила с сарказмом Офелия, как две капли воды похожая на отца. Словно я сама этого не видела.

— Зачем?

— Оно холодное.

Перейти на страницу:

Все книги серии Близняшки

Условие для близнецов
Условие для близнецов

БОГИ долго думали, совещались… Как поступить? Это были дети молодой Королевы - Матери МАРТИССИНИИ!Они пришли к единому мнению оставить девочек живыми, но при одном условии…Малышек отправить жить на Землю до земного совершеннолетия. После этого одну из них призвать на планету для выполнения важной миссии...Молодые родители были очень рады, что дети останутся живы и не нужно делать такой сложный и страшный выбор…Мартиссиния прижала к груди малышек, в последний раз накормив их грудным молоком.Умываясь горючими слезами завернула их в красивые одежды, прикрепила к каждой на ручку фамильный амулет и положила их в отдельные корзинки. Прочитала над ними молитву сохранения и удачи, дрожащими руками передала их доверенным лицам Богов.ДВУХТОМНИК .Вторая книга "Позднее раскаяние" .

Таис Февраль

Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное