Читаем Шлюха полностью

Мне пришлось пройти мимо него, чтобы он двинулся в правильном направлении. Нас вот-вот должны были допрашивать люди, которых мы не знали, а он хотел поговорить.

— Тебе стоит надеть серую рубашку. Та, что с черными пуговицами.

— Я хотел надеть оранжевую. Мне идет оранжевый.

Я точно знала, о какой рубашке он говорит. Она выглядела так, будто на нее стошнило Хэллоуином.

— Ни за что. Я ее ненавижу. Всегда думаю, что ты свалился в огромную тыкву или еще что.

— Да, знаю. Девочки донесли на тебя. Знаешь, они не умеют хранить тайны.

Я замерла с широко раскрытыми глазами, остановившись прямо перед ним, когда прозвенел дверной звонок.

— Они здесь, — произнесла я, ощущая, как адреналин наполняет мои вены, заставляя сердце неистово биться.

— Успокойся. Все будет хорошо. Иди открой дверь. Я спущусь через пять минут.

— Не могу. Что мне говорить?

— Предложи им выпить что-нибудь, но не алкоголь. Отведи в гостиную, где находятся семейные фотографии.

— Хорошая идея. Поторопись.

Пэкстон дал мне пройти, но остановил рукой на пояснице.

— Все будет хорошо. Обещаю.

— А если нет? Эти люди должны изучить нас. Что, если мы им не понравимся? Что, если они скажут другим не отдавать его нам?

— Не скажут. Открой дверь, — произнес он, снова поцеловав меня в дрожащие губы.

Я обошла его, делая глубокие вдохи и повторяя про себя словно мантру: «я спокойна, я спокойна».

За дверью стояли две женщины, одна примерно моего возраста, другая старше, наверно, около пятидесяти. Не знаю, то ли их улыбки были заразительны, то ли моя была фальшивой, но я улыбалась.

— Здравствуйте, проходите. Простите, мой муж работал полдня и только сейчас вернулся домой. — Понятия не имею, откуда взялась нужда делиться этой информацией, но она сорвалась с моих уст.

Обе женщины кивнули, войдя в дом с искренними улыбками. По крайней мере, я надеялась, что они искренние.

— Могу я предложить вам выпить? Не алкоголь, может, чай или еще что.

Женщина постарше издала легкий смешок.

— Я бы не отказалась от чашечки чая.

Я подумала о тех, что шли позади. Нужно было провести их в гостиную, прежде чем предлагать напитки. Они следовали за мной, и я не могла видеть выражения их лиц. Я знала, что они оценивали наш дом, возможно, делали мысленные заметки. Я думала обо всем, что стоило сделать, пока мы молча преодолевали, казалось, целые мили. Мне были ненавистны напряжение и неловкость.

— Меня зовут Джонни Уайт, а это Линдсей Вагнер, — представилась та, что помоложе, занимая барный стул Роуэн.

Блин. Я не хотела, чтобы она сидела там. Неосознанно, я сжала в руке камень Ми, и тогда, клянусь, моя нервозность ослабла. А может, дело в имени.

— Мою маму звали Джонни. Я никогда не встречала другую женщину с таким именем.

— Ненавижу свое имя и своих родителей, — пошутила она.

— Мама звала нас с сестрой своими Клайдами. Ну, знаете, как Бонни и Клайд? Только мы были Джонни и ее Клайды.

Понятия не имею, почему поделилась с ними этой деталью, но, если честно, я нашла в этом какое-то утешение, словно мама была там.

— Прошу прощения. Здравствуйте, я Пэкстон Пирс, а вы? — произнес Пэкстон, присоединившись к нам. Он выглядел намного увереннее, чем я.

Дамы представились, и Пэкстон полностью овладел ситуацией, делая все по-своему, даже не так, как планировали они. Он попросил их расположиться на большом диване, а мы с ним сели на двухместный.

Женщина постарше поставила свою чашку на круглую подставку, рядом с фотографией Роуэн и Фи в бассейне. Во мне зародилась еще большая тревожность, когда я увидела выражение ее лица. Это не к добру. Я знала. Моя рука потянулась к глупому камушку, и я мысленно молилась, чтобы мое подозрение было ошибочным.

— Послушайте, прежде чем мы начнем, вынуждена предупредить, что Вандер сейчас с семьей, которая заинтересована в его усыновлении. Ваша сестра не контактировала с ним все лето, — объяснила Линдсей, та, что постарше, открывая папку, лежащую на коленях.

— Она не могла. Она попала в аварию, — ответила я голосом, который охрип из-за пересохшего горла. Так и знала, что все плохо.

Линдсей пожала плечами, но я не поняла, что это значит.

— Тут все написано черным по белому. Она предпочла наркотики своему ребенку, Габриэлла.

Я мгновенно включила защитный режим.

— Она была больна.

Пэкстон взял меня за руку и слегка сжал ее, встряв в разговор.

— Что вы хотите сказать?

— Миссис Чадвик считает, что будет лучше, если ребенок…

— Вандер. Его зовут Вандер, — вставил Пэкстон.

— Вандер сейчас в хорошем доме с семьей, которая его любит. С Уорренами. Как я поняла, он здоров и очень счастлив. Муниципалитет штата Мичиган считает, что нам не стоит разрушать эту идиллию.

Пэкстон встал, а я схватилась за маленький камушек на шее, желая, чтобы он не потерял контроль над собой перед соцработниками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Близняшки

Условие для близнецов
Условие для близнецов

БОГИ долго думали, совещались… Как поступить? Это были дети молодой Королевы - Матери МАРТИССИНИИ!Они пришли к единому мнению оставить девочек живыми, но при одном условии…Малышек отправить жить на Землю до земного совершеннолетия. После этого одну из них призвать на планету для выполнения важной миссии...Молодые родители были очень рады, что дети останутся живы и не нужно делать такой сложный и страшный выбор…Мартиссиния прижала к груди малышек, в последний раз накормив их грудным молоком.Умываясь горючими слезами завернула их в красивые одежды, прикрепила к каждой на ручку фамильный амулет и положила их в отдельные корзинки. Прочитала над ними молитву сохранения и удачи, дрожащими руками передала их доверенным лицам Богов.ДВУХТОМНИК .Вторая книга "Позднее раскаяние" .

Таис Февраль

Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное