прочтешь. Но, деточка, Петры Ивановичи сегодня какой-то бал затевают. И очень, очень меня
просили, просто умоляли, чтобы ты у них там королевой побыла. Уж не откажи. Люди они, деточка,
ты же знаешь,— изумительные. К полуночи поджидать тебя будут.
— О, конечно! Какие мелочи! — сразу все сообразив, воскликнула Алла.
— Ай-йа-йа, что за прелесть—умная женщинка. Ну беги, беги, мое золотко,— подвел черту в
беседе руководитель.
— А вот должность вашего заместителя...— робким голоском вновь попыталась уцепиться за
разговор Алла.
— Девочка моя золотая, не пытайся за один разок сделать два шажочка. Упадешь. Всему свое
времечко. На сегодня и завтра ты свободна. Иди — готовься, отдыхай. Аллочка-Аллочка, ты же
умная девочка — все понимаешь.
Умная девочка все поняла и тотчас отправилась домой готовиться. Собственно, подготовку для
себя она наметила такую: хорошенько выспаться и поменять трусики на праздничные, новые, с
вышитыми на передке красными нитками чувственными губами, желтыми нитками — торчащий из
тех губ цветочек на длинном стебельке, а бирюзовыми — иностранную надпись — love me!
Раздумывая, какое снотворное и в каком количестве ей лучше сейчас проглотить, Алла Медная
вбежала к себе домой, и тут же из кухни-столовой вырвался чем-то придушенный крик Славика.
Что здесь происходит?!— сведя брови, потребовала объяснений преступному в данный
момент нарушению тишины Алла.— Почему шум?
— Он мяса не хочет есть,— в ту же секунду нафискалил на сына Евгений Глебович.—Я ему
говорю: там витамины, белок, минеральные соли, от мяса вся сила. Заталкиваю ему—он
выплевывает.
— Ты почему не хочешь есть мясо?! — взгрохотала мать.
— Не люблю,— простодушно отвечал Славик.
— Не любишь? Мясо не любишь?!
— Я ему говорю: оттого ты и такой больной, бледный и не растешь. Потому что мяса не ешь.
— Ах ты гаденыш! — вышла из себя Алла и, схватив прямо рукой котлету с тарелки, принялась
запихивать ее в раскрытый от испуга Славкин рот.
Действительно худенький и бледный, как проклюнувшийся в тени росток, Славик сидел,
вцепившись ручонками в сиденье стула, ни жив ни мертв. В свои без малого пять лет он выглядел не
старше трехлетнего, и так дик был в его распахнутых светло-серых глазах ужас взрослого человека.
Он давился, не в силах проглотить ненавистное мясо, и щечки его, политые слезами, перепачканные
27
жиром, с прилипшими бородавками жареного лука, тряслись судорожно и жалко. Вдруг он стал
задыхаться... Несмотря на свой титанический задор, Алла вовремя остановила натиск и принялась
пальцами выдирать раздавленную котлету назад. Тут у нее самой на глаза набежали слезы, и,
рванувшись к сыну, она обхватила его обеими руками, только тот успел откашляться, прижала к
груди.
— Славочка! Сыночек! Родненький мой. Ну что же ты не ешь? Я бьюсь-бьюсь... чтобы ты был
здоров, чтобы ты вырос большим, красивым. А ты... Разве так можно? Разве можно так маму
расстраивать? Ну-ка, давай ты все съешь. И мы опять будем друзьями,
Алла подхватила со Славкиной тарелки другую котлету и вновь затеяла тыкать ею ему в губы,
правда, несколько сдержаннее.
— Не люблю-у-у...— затянул чуть пришедший в себя Славик.
— Надо. Надо! Что это еще мне тут за капризы!
— Не люблю-у...
— Ах, ты тварь! Поганец! — не выдержала Алла.— Ну-ка, марш в угол! Нет, я тебя в туалете
запру и свет выключу. Ты у меня научишься мясо есть!
Однако затягивать воспитательный час Алла тоже возможности не имела. Так что пришлось ей
оставить сына на мужнино попечение и немедленно отбыть в спальню.
— И смотри мне тут,— уходя, наказала она уже мужу,— чтобы ни одного звука. Ночью у меня
будет срочная работа. Мне надо отдохнуть.
Алла Медная проспала не менее семи часов. После того, как будильник вернул ее к реальности,
Алла отправилась в ванную и приняла душ, сначала очень горячий, чтобы взбодрить тело, затем —
прохладный, чтобы вернуть коже эластичность и сузить поры на ней. Надела выходные нарядные
трусики, те самые, с иностранным призывом “love me!”, умопомрачительное вечернее платье,
черное, со всякими вырезами и разрезами, все блестящее и очень, очень дорогостоящее. Далее
часовая церемония накладывания на лицо разнообразных красок. Запустить в волосы шалую волну
— полчаса. Еще Алла навесила на себя почти все имевшееся в ее казне золото, так что пришлось
вызывать такси, поскольку супруг не мог сопровождать ее. Да хоть бы и мог — вряд ли сладился бы
у него диалог с неотесанными, хамовитыми налетчиками. В конце концов Алла Медная к началу
двенадцатого всесторонне и до основания подготовила себя к балу, а еще через четверть часа
отбыла (королева, просто королева!), благоухая какой-то новомодной ароматической композицией
фирмы “Cacharel”.
Но в какое нелепое, можно даже сказать, комичное положение угодила Алла, достигнув
конечной цели пути. Оказалось-то, что все ее приготовления были совершенно напрасными: не