SHlyapka_Igor_Ne_prosto_rasskazy_Litmir_club_886611_original_9e72a

— Вы понимаете эту жизнь. Я служу в театре, мой дорогой. Это отношения, это эмоции, это постоянный стресс. Необходимы стимул, страсть, волнение! Мне начал тяжело даваться Гамлет… Я плохо воспринимаю Лаэрта, я не чувствую острия собственной шпаги… Я гибну, не имея на то естественных душевных причин…

Видно было, что он готов продолжать рассказ, но доктор не оказался расположен слушать. «Артист-артист» — убедился он и перебил:

— Так вот мой совет. Послушайте. Немедленно, слышите, немедля бросьте пить и я вам обещаю, что боли в печени тут же прекратятся, а зрение и слух восстановятся, — и с нажимом добавил: — Понятно?

— Но может быть можно обойтись лечением? — настойчиво воскликнул пациент.

— Нельзя, — с легким раздражением парировал доктор. — Вам нужно расстаться с алкоголем.

Пациент вздохнул, поправил платок, откинул седеющую прядь волос и, вынув из кармана серьезную купюру, вежливо положил её перед Виктором Иванычем.

— Я вам обязан, очевидно. Примите. И скажите хотя бы, может быть это лишь временное?

— Что вы имеете ввиду? — опешил Виктор Иваныч.

— Помилуйте! Боли. Глаза. Ощущение глухоты.

Доктор одобрительно покосился на купюру и глянул в раскрытую карту больного:

Леопольд Германович, — он наклонился вперед и доверительно зашептал, — я скажу, как на духу. Резонно. Поскольку разговор у нас откровенный. Бросьте пить и к вам, я повторяю, вернутся зрение и слух. Непременно.

И подтолкнул на край стола рецепты.

Леопольд Германович, поджав губы с загадочной обидою, остался определённо недоволен. Наконец, смело, даже дерзко глянул на доктора, выпрямился, после чего небрежно толкнул рецепты обратно. Изящно проведя ладонью по волосам, он поднялся и прошествовал, поскрипывая чистыми сапогами к двери. Затем повернулся и, в ответ на удивленный взгляд, отчеканил:

— Я услышал ваш совет. Бросить вдохновение ради зрения и слуха? Немыслимо! Я служу Мельпомене и, поверьте, — он вскинул голову, — мне гораздо больше нравится то, что я пью, чем то, что вижу и слушаю. Честь имею.

И гордо удалился, щелкнув дверью. Скрип резиновых сапог смолк в коридоре.

— От, шельмец, — прошептал Виктор Иваныч, аккуратно сворачивая купюру.

Затем пододвинул ногой портфель, созерцание которого прервал приход странного субъекта, поднял на колени и достал из него бутылку и стакан. Налил, крякнул и выдал ответную тираду:

— Подумаешь, артист нашёлся. Ну, — он глубоко вдохнул, — Мельпомена не выдаст, Гиппократ не съест.

Поднял стакан, разом выпил коньяк и, широко ухмыльнувшись, уставился в окно. Там с новой силой стучал дождь, выбивая тоскливую дробь. Но в душе эскулапа уже полегчало.

 КАК ЖАЛЬ, ЧТО БОЛЬШЕ НЕЧЕГО ЖЕЛАТЬ!  

Запах наслаждения витал в воздухе. Приправленный ароматом дыма и масла. Вечер благоволил, интриговал и томил.

Блюдо подал шеф. Веселый бородатый мужичок здесь за хозяина и повара, но к гостям выходит не часто. Я заслужил его внимание как постоянный посетитель. Янош, — мой давний знакомый — облаченный в белоснежный фартук, словно кухонная фея, поставил на стол главное украшение ужина — жареное мясо. Его помощница добавила чашку с вареным картофелем под зеленью тимьяна и грибной соус. Мы раскланялись и пожелали: я им — доброго здоровья, они мне — приятного аппетита.

На чугунной сковороде шипел, бурчал и, кажется, невысоко, но в явном нетерпении подпрыгивал увесистый кусок говядины. Далеко не всякий трагический актер порой покажет столько эмоций, как это дитя огненной решетки. Еда вообще ведет себя тихо. Но не в этот раз!

Бифштекс был в ударе. Брызгая маревом крохотных фонтанчиков горячего жира, он продолжал бормотать, шкворчать и бурчать. Да так громко, отчетливо, что смысл не надо и угадывать — готов! — тут уж ясно.

Не мешая мясу высказать все, что оно хочет, я потянулся за ножом и вилкой. Лучший ценитель этих страстных речей — урчащий в нетерпении желудок. А хороший аккомпанемент — пауза. Я ждал. Признаюсь, не долго. Терпение — благо, но не сейчас. Как только шипение превратилось в едва различимый лепет, с удовольствием врезался в угощение стальным лезвием и окунул первый кусок в соус. С головой. Приподнял, глубоко вдохнул аромат и отправил в рот.

Ах ты ж, мать честная!

Разрази меня гром небесный, если повар сегодня не волшебник. Какое там! Чародей, кудесник, маг. Его фокус — не дешевый уличный трюк — разгадки не просит. Тут важен итог. Утро не помнит ночи, а хорошая еда — рецепта. Все позади. Теперь только вкус, жар и аромат.

С такой страстью человеком овладевают только две вещи — любовь и аппетит. Первая покровительствует поцелуям, второй дает возможность жевать. Все тридцать два моих зуба почуяли удачу и челюсти сомкнулись как ворота крепости. Глаза зажмурились сами собой, язык распластался в обмороке, дыхание поверглось в транс. Я ел. Ел. Жевал, глотал и резал новые куски. А душа пела.

В тишине непоправимого и трепетного удовольствия все мое существо благословляло день и жизнь. И время застыло…

Очнулся много позже. Возле пустой сковородки, довольный, как пес на солнышке, и сытый. Казалось бы, чего еще?!