— Он никудышный агент, — заявил Крокозябл. — Шавка, неспособная принести пользу империи. Можете засадить его на полную катушку. А когда отсидит, не забудьте выслать в Шмордон. Родина ему все припомнит!
— Козел! — резюмировал Сексот и принялся с гордым видом смотреть в окно.
— Верните меня на пляж, — потребовал Крокозябл. — Там осталась моя одежда. И дайте связаться с посольством. У меня нет ни тагрика, потому что кошелек лежал в одном кармане с паспортом.
— Все сделаем в лучшем виде! — вмешался Пахан Родимый. — Сейчас я дам вам сержанта. Он доставит вас на пляж, а затем проводит в отель. В посольство сообщим немедленно. Отдыхайте, а как только мы найдем чемоданчик, тут же сообщим вам.
Пахан, выглянув в коридор, позвал сержанта. Полицейский предложил Крокозяблу следовать за ним, и они покинули кабинет. Как только дверь закрылась, Квас обратился к Сексоту со словами:
— Ну, вот тебя и почи́кали!
— Я не шпионил в пользу Шмордона, — ответил Сексот. — Потому Крокозябл меня и слил. Я занимался творчеством! Мною придумана целая идеология, облаченная в музыку! Это прорыв в искусстве!
Он помолчал немного и вдруг спросил заинтересованно:
— Как вы думаете, суд учтет мои заслуги перед Джаппурией?
— Учтет-учтет, — ответил довольный Квас. — Надо только покаяться и сдать всех шпионов, о которых знаешь.
— Я готов! — воскликнул Сексот. — Расстегните мне руки. Я изложу все письменно.
— Вот так бы сразу, — рассмеялся Квас, снимая браслеты с рук бывшего шпиона. — А то заставляешь пожилого человека тяжеленным томом махать! Думаешь, это легко?..
Прибыв на пляж, Крокозябл с сержантом поняли, что оказались они там вовремя, потому что в кучке одежды, оставленной послом, рылась какая-то неопрятная старуха. На песке рядом с ней стояли две громадные полотняные сумки, из которых торчали кукурузные початки и сушеные рыбьи хвосты.
Ковыряясь в одежде лорда Крокозябла, бабка приговаривала:
— Еще совсем новый костюмчик! За две тысячи тагриков продам Хинка́лу Бесчестному, он опять жениться собрался… О, ботиночки на меху! Предложу за три тысячи Беко́ну Костлявому. Раз он купил путевку на Дубарь — как раз там и пригодятся…
Подняв с песка носки Крокозябла, бабка нюхнула их, подумала немного и произнесла со знанием дела:
— Совсем еще свежие. Всего день в них походили. Запечатаю в полиэтилен и продам за сто тагриков как новые.
По всей видимости, старуха была хорошо знакома сержанту, потому что тот, подойдя к ней, выдрал из рук бабки одежду и обувь посла, сказав при этом:
— Чурчхела! Пошла вон отсюда!
— Как это так?! — вскричала старуха. — Шмотки уже три часа тут валяются! Кто-то забыл. Это моя добыча, потому что я первая нашла!
Сержант, ничего не говоря, со всей полицейской дурью поочередно пнул бабкины сумки, и кукуруза с рыбой разлетелись по всему пляжу.
— Изверг! — рявкнула бабка, принимаясь собирать рассыпанный товар.
Сержант, не обращая на нее внимания, передал вещи Крокозяблу, и тот стал одеваться. Тем временем полицейский подобрал с песка один из кукурузных початков, вымыл его в море и, оперативно обглодав, заявил:
— Посолил хорошо.
— А деньги где? — спросила Чурчхела, возникнув у сержанта за плечом.
Сержант тут же сунул ей в руку обглоданную кочерыжку и обратился к послу:
— Пойдемте, господин Крокозябл. Министр полиции Квас ждет вас в отеле «Полный релакс». Обед уже подан.
— Чтоб ты от этой кукурузы в штаны наложил! — каркнула Чурчхела.
Полицейский, не оглядываясь, лягнул ногой назад, и бабка с воплем завалилась на только что собранные ею сумки, а Крокозябл направился в сторону набережной.
На пути к отелю он спросил у сержанта:
— Не убили вы ее там?
— Ее даже шмордонский снаряд не убьет, — ответил полицейский. — Она его на лету поймает, так же на лету сварит и продаст как початок кукурузы.
Посол, удивленно покачав головой, вышел на набережную и вдруг почувствовал, что любой его дальнейший шаг стал отдаваться болью в спине и ногах. Но Крокозябл считал себя истинным шмордонцем, закаленным в горнилах многочисленных сражений и потому решил не обращать внимания на легкое недомогание, проявившееся так некстати…
Спустя два часа, в номере отеля, Крокозябл, будучи одетым только в трусы, уже лежал в кровати на животе и постанывал от наступившего облегчения, которое было связано с толстым слоем противоожоговой мази, облепившей его ноги и спину. Во время обеда с министром полиции Квасом у посла резко поднялась температура и спину посетила нестерпимая боль. Вызванный министром врач произвел обработку обгоревшей кожи Крокозябла специальной мазью, и теперь посол почувствовал себя лучше.
— Вот и все, — сказал доктор. — Крем вместе с чеком я оставляю на тумбочке. Мажтесь им по мере надобности. Через несколько дней боль сойдет на нет. Вместе с кожей.
С этими словами врач покинул номер отеля.
— На пляже нужно быть осторожным, — сочувственно сказал Квас. — Тем более — с таким белым телом, как у вас. Ладно, выздоравливайте, а я удаляюсь, так как у меня своих дел полно. Номер вам предоставлен на три дня. Чеки на оплату услуг отеля я положил на тумбочку.