«Шоа» во Львове

Другая религия — другие обычаи. Я часто видел еврейских мужчин в ритуальной накидке — талесе, наблюдал как они с помощью кожаных ремешков прикрепляли на лбу и на левую руку чёрные коробочки (тефлины) и так предавались молитве. Эти и иные особенности еврейских религиозных практик воспринимались в нашей семье со спокойным пониманием. «Такой у них закон», — говорили по этому поводу. Так же воспринимали еврейские обряды и все наши родственники и знакомые: так требует еврейское вероисповедание. Вообще во Львове очень мирно сосуществовали различные религиозные обряды украинско-византийской, римо-католической, армянской и лютеранской церквей. Точно также сосуществовали вместе с ними и ритуалы иудаизма, хотя иудейская религия сильно отличается от христианской, и, соответственно, сильно отличаются и обряды. На уровне обрядовых взаимоотношений между религиозными конфессиями каких-либо антагонистических проявлений во Львове, в моё время, не наблюдалось. Например, традиционно на праздник Крещения Господнего (Иордан) украинские священники освящали воду в колодцах львовского Рынка, которую, как святую, брали для себя украинцы и поляки. Зато вопреки часто распространяемым теперь наивным утверждениям относительно общественно-политической жизни, романтической идиллии не наблюдалось, а была ожесточённая национальная борьба, которая переходила в лютую ненависть. В основном это касалось поляков и украинцев. В украинско-еврейских отношениях господствовали взаимное недоверие, настороженность, пересуды и, самое меньше, безразличие, особенно со стороны евреев, но ненависти не чувствовалось, хотя определённые еврейские авторы любят утверждать, что глубина и постоянность ненависти украинского народа к евреям достойны удивления.

5

Немецко-польская война все больше набирала обороты — силы были явно не равны.

Вскоре фронт подкатился к стенам Львова и он стал осажденным. Город начали обстреливать из полевой артиллерии, к счастью не часто. Один шрапнельный снаряд попал в верхний этаж нашего дома. В соседнем дворе шрапнелью ранило людей, которые неосторожно вышли в этот момент из укрытия. В нашем доме жертв не было, только повылетели стёкла из окон да весь двор покрыло толстым слоем битого кирпича и штукатурки. В один из дней затрещали частые выстрелы стрелкового оружия. Немцы приблизились почти за полсотни метров к нашему дому — впритык к костёлу св. Анны. Захватить внезапно город им не удалось. Польские войска пошли в решительное контрнаступление и немцев отогнали.

С течением времени подвал-бомбоубежище превратился на большую «коммуналку». То тут, то там гудели примусы, разносились запахи еды, слышалось хныканье детей, женские пересуды. Внутренне-родственная жизнь в значительной мере потеряла свою интимность. Ежедневные семейные взаимоотношения, отношение стариков к молодежи, родителей к детям, мужей к жёнам невольно стали доступными для посторонних ушей и глаз. Еврейские семьи демонстрировали твёрдые моральные устои и семейный лад. Еврейские мужчины не имели дурной привычки по любому поводу создавать весёлые компании, чтобы выпить. Алкоголь их вообще не интересовал, редко кто из них курил. Еврейские отцы нежно и умело относились к своим потомкам, прежде всего, беспокоясь об интеллектуальном развитии ребёнка. С малых лет детям вбивали в голову, что они особенные, мудрые, талантливые, потому что принадлежат к избранному Богом святому народу. «А вы будете называться священниками Господа, — служителями Бога нашего будут именовать вас; будете пользоваться достоянием народов, и славиться славой их» (Исая, 61, 6)

Как я уже говорил, люди быстро привыкли к военной жизни в подвале. Мужчины создали для себя как бы дискуссионный клуб: охотно часами обсуждали положение на фронтах, военную стратегию, политическую ситуацию, подробно рассматривали и другие мировые проблемы. Военный конфликт тогда не маскировался идеологическими причинами. Между двумя враждующими народами — немцами и поляками, шла открытая война за территорию, о чём говорилось в открытую. У женщин были свои темы для разговоров. В подвальных мужских беседах непререкаемым авторитетом признавался Мойсей Штарк или Мусе, как его обычно называли знакомые. Этот молодой, неженатый математик давно перенимался политикой. До войны Мойсея Штарка несколько раз на короткое время задерживала польская полиция за «вывротову» (подрывную — пол.) коммунистическую деятельность. Формально Мусе не принадлежал к действующей на нашей территории московской агентуре — малочисленной компартии Западной Украины. Но как идейный марксист, брал участие в пропагандистских акциях (распространение листовок, участие в запрещённых собраниях, манифестациях и т. п.) тех гореизвестных «капезеушников». Говорили, что за эту работу, которая должна была ослабить польское государство и одновременно расколоть украинское освободительное движение, из кассы московского Коминтерна платили неплохие деньги.