«Шоа» во Львове

Так была организована злостная гестаповская провокация, которая продолжалась три дня. Историки называют ее «тюремной акцией». Прямо на улице хватали людей с ярко выраженной еврейской внешностью (особенно пейсатых хасидов), приводили их в тюрьмы и приказывали выносить трупы. Июль — жаркий летний месяц. Трупы быстро разлагались, вонь была неимоверной. Евреи голыми руками, без санитарных повязок на лицах, без рукавиц сносили из камер во двор человеческие останки. В тюрьмы прибыли родственники и близкие замученных, чтобы забрать своих и должным образом, по обычаю, похоронить. Гестаповцы подстрекали родственников погибших физически расправиться с Богу духа невинными евреями, которые были на территории тюрьмы. Евреев называли виновниками расстрелов и призывали родственников отомстить. Для этого заранее, приготовили металлические прутья. Некоторые из родственников расстрелянных, сходя от горя с ума, брались за них. Родители замученных мстили за смерть своих детей. Можно представить себе состояние даже наиболее сдержанной личности, когда ей показывают труп родного человека и демонстрируют «убийцу». Но необходимо заметить, что на основании свидетельств во время Нюрнбергского процесса, случаи самосуда со смертельным исходом, были очень редко. Астрономические цифры, которые преподносит Элияху Йонес, принадлежат к украинофобскому фольклору.

Размещенные в прессе нейтральных стран материалы о массовых убийствах политзаключенных на территории Западной Украины вынудили Москву как-то отреагировать. Типично наглым методом «Советское Информбюро» в начале августа в специальном коммюнике «проинформировало», что во львовских тюрьмах именно немцами расстреляно тысячи советских граждан. Позднее этот прием «держи вора» применили при толковании обстоятельств расстрелов польских офицеров в Катыни, украинцев в Виннице.

Второго или третьего июля я шел к знакомым, которые жили ниже теперешнего кинотеатра им. Б.Хмельницкого. На улице стоял большой обоз деревенских телег с гробами. Крестьяне приехали забрать своих погибших. Вонь от разложившихся трупов из Замарстыновской тюрьмы была настолько сильной, что трамвай, который ходил по этому маршруту, прекратил свои рейсы. Знакомые рассказали, что в тюрьме побывали представители Комиссии Международного Красного Креста из Швейцарии и американские корреспонденты (в то время между США и Германией не было состояния войны). Комиссия ходила в противогазах. Самое больше страшно поражало то, что немало жертв было по-садистски замучены: выколоты глаза, отрезаны языки, руки, ноги, у женщин — груди. Когда, закрыв нос платком, я подошел ближе, то услышал страшные крики. Это кричали не родственники замученных, как я вначале подумал, а евреи, которых беспощадно забивали до смерти. Били куда попало, а кто упал, того били ногами. Говорили, что эти евреи — большевистские милиционеры, которые не успели убежать. Надо отметить, что тогдашние репрессии против сотрудников НКВД, явных и тайных, касались всех подозреваемых, независимо от их национального происхождения. Антибольшевизм не тождественный с антисемитизмом. Иначе говоря, дело было не в том, кто это был, еврей или нееврей, а в том, что это был энкаведист.

Массовые расстрелы заключенных в галицийских городах и поселках вызвали общую стойкую ненависть населения (поляков и украинцев) к советской власти, ее творцам и пропагандистам коммунистической идеологии. Эти чувства усиливали торжественные похороны жертв большевиков, в которых приняло участие тысячи людей и греко-католическое, римо-католическое и православное духовенство.

В 1956 году, в период хрущевской оттепели, Политбюро ЦК КПСС обратилось к Органам за цифрами репрессированных по политическим мотивам. Органы подсчитали и сообщили, что только с 1935 по 1940 год, то есть в мирное время, через советские тюрьмы прошло 18 840 тысяч политзаключенных. Их них 7 миллионов было расстреляно. Остальных отправили в «истребительные лагеря». (См. «Новый мир», 2001, № 8).