Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза

– Зачем?! – втиснулся в молодежное крыло поэт Айдамолодцов.

Выдов проигнорировал Айдамолодцова:

– …аккуратно выдираем листы с поэмой Венечки Ерофеева «Москва-Петушки» и…

– Торжественный акт вандализма в память о скончавшемся сегодня Венедикте Васильевиче, – пояснили Айдамолодцову члены литкружка при «Ленинце».

– Как же потом посетители библиотеки познают творчество Ерофеева? – резонно спросил Айдамолодцов. – Лучше скиньтесь и купите в «Знании» на Ленина поэму отдельным изданием. Всего четыре рубля двенадцать копеек по цене водки «Экстры», как завещал покойный.

Айдамолодцов достал из-за пазухи тоненькую книжку в мягком переплете и демонстративно пролистал. Молодежное крыло зашепталось, полезло в бренчащие мелочью карманы и вдруг стаей воробьев вспорхнуло и исчезло в вечерних огнях улицы Ленина.

Выдов сжал мозолистые пальцы в кулак и замахнулся на Айдамолодцова во весь пролетарский размах водителя троллейбуса, но Айдамолодцов тоже исчез в сумерках.

Выдов купил бутылку яблочного вина «Солнцедар», доехал на трамвае до вокзала. «Представляешь, – жаловалась потом Люся Антонине, – прошел мимо моей кабинки и сделал вид, что не узнает! Встречай после этого в их компании 23 февраля!» На вокзале Выдов сел в электричку Уфа – Тавтиманово, чтобы вылезти на станции Черниковская, но выпил в тамбуре весь «Солнцедар», после чего очнулся в Иглино в грядке редиски, только что посаженной Валентиной Петровной Загубиной.

17 мая

Не успел Костя Мазаев начать лекцию о внеземном разуме, таящемся в черной дыре Млечного Пути, как в маленькую комнатку, выделенную Дворцом культуры химиков районному обществу «Знание», ворвалась Матильда Крамарова и потребовала выпустить на свободу всех узников совести.

– Разве они не на свободе давным-давно? – удивился Костя.

– Нет, господин хороший, живущий в скорлупе своих летающих тарелок! – сверкнула очками на носу-пипочке Матильда. – Их насильно лечат в психиатрических больницах от однополой любви! Между тем, сегодня Всемирная организация здравоохранения во всеуслышание заявила об исключении гомосексуальности из списка заболеваний!

Полтора десятка пенсионеров, сидящих в зале, нервно заерзали и зашептались. Приведенный матерью поднабраться перед экзаменами уму-разуму – «Вы уж с ним, Константин Андреевич, построже!» – восьмиклассник Рома открыл от изумления рот.

– Но мы не психбольница… – робко возразил Мазаев.

– Ха-ха! Очень смешно, мистер остроумие! – Мотя Крамарова смерила Мазаева презрительным взглядом, – вам и вашим слушателям предлагается подписать петицию толерантности, если вы, конечно, прогрессивная общественность!

Слушатели задвигали стульями, тяжело встали со своих мест и загудели:

– Конечно, мы – прогрессивная общественность! Давайте свою бумагу! Подпишем, чтобы Горбачев прочитал и понял, не только в Москве живут люди с пытливым умом, горячим сердцем и высшем образованием!

Матильда положила на стол воззвание и потребовала все подписи расшифровывать, указывать место работы и адрес проживания с телефоном. Половина желающих тут же вернулась на свои места.

«Отменить позорящую человека, поднявшего одну ногу в двадцать первый век, 121-ю статью уголовного кодекса…» – читала оставшаяся половина прогрессивной общественности и поднимала над бумагой шариковую ручку. «Разрешить парады всех угнетенных инакомыслящих и инакочувствующих…» – шариковая ручка задумчиво повисала в воздухе. «…и не только гетеросексуальные браки…» – шариковая ручка откладывалась в сторону, прогрессивная общественность мрачно шла к выходу. В итоге петицию подписал только ученик восьмого класса Рома Жуков.

– Рома! – с ужасом попытался остановить его Мазаев. – Что я твоей маме скажу?! Она же меня затерроризирует на работе!

– Молодой человек право имеет! – тут же спрятала петицию на своей груди Крамарова и застегнулась на все пуговички.

– Право имею! – вскинул голову Рома и с торжественным вызовом оглядел окружающих.

– А против гендерного насилия на рабочем месте мы напишем дополнительную петицию! – одобряюще усмехнулась Матильда Крамарова Константину Мазаеву.

* * *

– Мотя?! – переспрашивала Костю Антонина. – Так она же в нашем классе самая пугливая была! Писала Александре Павловне докладную записку о мальчишках, курящих на перемене за общественным туалетом, потом от страха, что записку перехватят, и ее после школы поколотят, рвала докладную на мелкие кусочки и проглатывала!

Разъяснил все встретившийся с Антониной у мусоропровода на лестничной площадке Лева Сидоров. Оказывается, это дядя Гриша посоветовал Моте Крамаровой начать правозащитную деятельность, чтобы в случае удачного выезда из СССР иметь диссидентские преференции для вида на жительство – «Уверяю вас, Матильдочка! Почти в любой европейской стране раскроют объятья, а может быть, даже и в самих Соединенных Штатах!».