Шок и трепет. Война в Ираке

Мужчина средних лет бегом выносит из дома дочери президента Хеллы позолоченное биде. Увидев журналистов, говорит зачем-то: «welcome!», спотыкается, роняет биде, которое разбивается на несколько частей, весело смеется и несется назад в дом.

Где сейчас обитатели этих вилл и их семьи? Никто не знает. Как никто не знает, где сам президент. По одним слухам, президент и его семья были убиты многотонной бомбой несколько дней назад в секретном бункере. По другим слухам, они сбежали в Йемен.

В одной из вилл, принадлежащих семье, в голубой воде бассейна плавают большие разорванные фотографии толстых серьезных детей. Все, что осталось от одного из самых мощных семейных кланов в арабском мире?

Зейна Махди, в очках и сером длинном платье и такого же цвета платке, осторожно заглядывает во двор дома дочери президента, потом медленно поднимается по мраморным ступеням в ванную комнату, где замирает в немом восторге у гигантского, похожего на бассейн джакузи. Кто-то кричит ей в спину: «Здесь больше нечего брать! Там, в саду, еще есть какие-то инструменты».

«Мне ничего не надо. Я просто пришла посмотреть, — тихо, словно самой себе, говорит Зейна. — Мне всегда хотелось посмотреть, как ОНИ живут. Теперь я вижу».

В центральном и самом фешенебельном районе города толпа грабит президентский дворец «Эль-Салам». Большая часть дворца была превращена в пыль и пепел прямыми попаданиями «крылатых» ракет в первые дни войны. Но кое-где еще сохранились утварь и мебель. К дворцу два брата подогнали пожарную машину и грузят на нее стулья, похожие на гарнитур тещи Воробьянинова.

Чумазый, запыленный, уставший от трудов праведных таксист Хасан Камиль сидит развалясь в одном из президентских кресел.

«Наша семья очень бедная, — говорит Хасан. — И все соседи очень бедные. Это из-за Саддама вся страна вынуждена была жить в нищете. Так легче было управлять народом, бросая ему подачки в виде продовольственных пайков раз в месяц. Я беру эту мебель, просто чтобы знать, что я отомстил за свою семью. Я сижу в кресле, в котором сидел президент, и чувствую, что я выше Саддама. Я бы очень хотел, чтобы он увидел, как я сижу в его кресле».

На самом деле Саддам вряд ли когда-либо сидел в этом кресле. Саддам вряд ли вообще за последние 12 лет появлялся хотя бы в одном из своих многочисленных дворцов, которые с 1991 года являются мишенью для ракет США. Никто не знает, где он жил. Никто не знает, где он сейчас. И скорее всего, никогда не узнает. Так что дворцы бомбили зря. Глядишь, народу бы досталось больше стульев…

А что касается следов пребывания Саддама во дворце «Эль-Салам», то единственное, что имеет отношение к нему, — это кровавый отпечаток саддамовской руки на медной панели входной двери.

Из подслушанного разговора коллег-журналистов:

— Ты представляешь, какие «бабки» можно получить, если сдать эту панель с рукой на Сотби? Не меньше миллиона баксов!

— А как мы докажем, что это его рука?

— Дурак! Это просто. Сейчас делают такой анализ крови.

— Сам дурак! Это же кровь барана!

Из дневника

11 апреля

В Багдаде журналистов уже несколько тысяч. Больше, чем американских военных. И те и другие с безысходным отвращением наблюдают, как толпы обезумевших от нахлынувшей свободы багдадцев разрушают свой собственный город в непрекращающейся ни на минуту оргии грабежей и поджогов.

Рафи Наджи, продавец продовольственной лавки на улице Арасат сидит внутри лавки на ящике из-под иранских бутылок для иракского «7 Up» с автоматом Калашникова на коленях.

«Американцы либо должны вернуть нам Саддама, либо сделать хоть что-нибудь, чтобы прекратить этот беспредел на улицах, — говорит Рафи. — Если честно, я первый раз взял в руки оружие. Не думал, что придется это делать в такой ситуации».

В городе, в отдельных районах уже начинаются перестрелки между грабителями и людьми, защищающими свои дома и лавки. Банды мародеров часто дерутся между собой.

В чайхане один мужчина рассказывает мне историю о том, как мародеры хотели ограбить магазинчик, но его хозяин отпугнул их оружием. Тогда они подошли к американскому патрулю и объяснили, что в магазине скрывается вооруженный федаин. Американцы ворвались в магазин, забрали оружие, арестовали и увезли хозяина, а бандиты спокойно ограбили магазин.

На улицах опять появилось достаточно много людей с оружием. Кто из них фанатик-федаин, кто мародер-грабитель, а кто честный vigilante, понять невозможно. Американцы задерживают и тех, и других, и третьих. Применяют оружие или вызывают прикрытие с воздуха при любом намеке на сопротивление. Но это только, если у людей в руках оружие. Во всех остальных случаях американцам безразлично, что везет человек в ворованном грузовике: кресла из немецкого посольства или мешок с золотыми монетами и украшениями древнего Междуречья.

Жители многих районов перегораживают баррикадами узенькие улочки — проезды, ведущие к их домам от главных улиц. Соседи объединяются и поочередно дежурят у съезда с главной улицы с оружием в руках. Завидев американцев, они прячут автоматы в придорожные кусты и приветливо машут руками.