Все она прекрасно понимает, моя сестрица. И Плевакина нашего знает – был случай познакомиться, Анатолий Эммануилович очень помог нам однажды, когда Натка доверилась мошенникам и едва не лишилась квартиры[2].
Плевакин любит порядок и обожает все систематизировать. В том, что второе дело, в котором фигурирует Шоко-школа, он отдаст тому же судье, который уже рассматривал первое, можно было не сомневаться. Ну, это же логично: человек уже в материале…
А то, что на этого человека в связи с очередным громким делом опять могут вылить ушаты грязи, никого не волнует!
Я чуть не всхлипнула – так мне себя стало жалко.
Натка воспользовалась образовавшейся паузой, чтобы пойти в наступление:
– Ты мне вообще сестра или кто? Ты разве не должна защищать наши с Сенькой интересы?
– Так, все с тобой понятно, – я оборвала разговор.
Стараясь успокоиться, я схрупала все сушки и выпила кофе.
Потом я закрыла сюрпризную папочку, завязала ее бантиком (кривой получился), встала и, одернув пиджак, пошла к Анатолию Эммануиловичу – возвращать его троянский подарочек.
Варя Мюллер, секретарша шефа, при моем появлении спрятала в ящик стола надкусанную шоколадку и сделала строгое лицо.
– Доброе утро. У себя? – я кивнула на дверь начальственного кабинета – высокую и широкую, в две створки, обитые темно-красным кожзамом с бронзовыми гвоздиками.
Говорю же, наш Плевакин старомоден. Дома-то у шефа евроремонт, но это всецело заслуга его супруги: Тамара Тимофеевна – женщина передовых взглядов. В рабочем кабинете нашего председателя суда царит номенклатурный шик советских времен. У Вари в «предбаннике» даже кулера нет, зато есть встроенный в мебель бар и холодильник с нарзаном.
– У себя, – кивнула мне она, удерживая строгое лицо, как маску. – Но пускать не велено.
– Всех? Или только меня? – ее лицо наводило на подозрения.
Варя хмыкнула.
– Шоколадом не поделишься? – я сменила тактику. – Дима кофе пить собрался, а у нас только сушки. Твердокаменные…
Маска превратилась в нормальное лицо. Секретарша шефа, хоть и замужняя дама, влюблена в моего помощника, это всем известно.
– Если спросит – меня не было, я вышла в туалет, – Варя вытащила из ящика стола шоколадку – целую, ненадкусанную – и покинула свой сторожевой пост.
Коварно улыбаясь, я сунула папку под мышку и двумя руками развела тяжелые дверные створки. За ними была вторая дверь – дубовая, полированная, обеспечивающая полную звукоизоляцию.
– Тук, тук! Можно? – Я толкнула дубовую дверь, но соваться за нее не спешила.
Шеф бывает гневлив, а на столе у него по моде былых времен и пресс-папье малахитовое имеется, и увесистый стакан для карандашей, и перекидной календарь на каменной подставке, и часы в бронзе, и даже сувенирный барометр.
Вот зачем ему барометр в кабинете, а?
– Так и знал, что явишься, – за дверью проскрежетали по паркету ножки начальственного трона.
Кресел на колесиках Анатолий Эммануилович не признает, ибо анахронизм же…
– Ну, заходи, раз пришла.
Я вошла в кабинет, проследовала к столу и остановилась, ожидая приглашения присесть.
Шеф покосился на стул. Я заняла его и положила папочку на стол перед собой.
Шеф откинулся в кресле, сложил руки на животе. Понятно: знает, что у меня в папке, и не хочет ее забирать.
– Анатолий Эммануилович, по поводу исков к Шоко-школе…
– Ты уже рассматривала такое дело.
– Не такое!
– Да? А в чем же разница? – шеф завалился на один бок и утопил висок в мягком подголовье – у него трон большой и удобный, хоть спи на нем.
– Не притворяйтесь, будто не понимаете! То дело никак меня лично не касалось.
Шеф округлил глаза, сделал плавное движение рукой – словно невидимую державу в воздухе покрутил: продолжай, мол. Все мое высочайшее внимание – твое!
– Вы же видели, в числе истцов – моя сестра.
– И-и-и-и? – Анатолий Эммануилович на троне плавно перетек на другой бок. – Ты не уверена в своей объективности? Можно ждать, что будешь предвзята?
– Конечно нет! Это было бы непрофессионально! – возмутилась я.
– Ну-у-у? И в чем тогда проблема? – Шеф потянулся вперед, поставил локти на стол и подпер голову ладонью.
Любуется моими моральными терзаниями, изверг!
– Я беру самоотвод, – твердо сказала я и подтолкнула к извергу папочку с кособоким бантиком.
– Самоотвод хочешь? – шеф как будто задумался. – А чаю с конфетками?
– Не будет вам чаю, – мстительно сказала я. – Варя сейчас пьет кофе с моим помощником.
– А, так вот как ты ее выманила, – Плевакин не рассердился, а свесился с трона в сторону и мягко загремел выдвижными ящичками. – Тогда просто конфеты, – он достал вазочку – резную прозрачную лодочку Гусь-Хрустального завода. – Хочешь «Красную Шапочку»?
– Хочу белый билет, – уныло скаламбурила я, уже догадываясь, что самоотвода мне не видать.
– На вот, скушай, – Анатолий Эммануилович придвинул ко мне вазочку. – Шоколад улучшает настроение.
Я скептически посмотрела на шефа.
Он у нас известный сладкоежка и обожает знакомые с детства шоколадные конфеты фабрик «Красный Октябрь» и «Рот Фронт». Варя постоянно затаривается их продукцией, но что-то не видно, чтобы Анатолий Эммануилович пребывал в приподнятом настроении.