Шоколадная лавка в Париже

Клэр же горела, будто в лихорадке. Почему-то она думала: после близости с Тьерри – если это, конечно, произойдет, во что она до последнего момента не верила, – накал чувств спадет, сердце больше не будет колотиться как безумное, и Клэр перестанет думать о Тьерри каждую секунду. Наоборот, стало еще хуже. Мягкие кудри, взгляд, полный страсти и нежности, его тяжесть на ней… Они проводили вместе каждую свободную минуту: ели, разговаривали, занимались любовью, и всему этому Тьерри предавался с одинаковым пылом. Казалось, до встречи с Тьерри Клэр жила как в спячке. Существовала в скучном черно-белом мире, но вдруг появился этот жизнерадостный француз, и все вокруг засверкало яркими красками, совсем как в фильме «Волшебник страны Оз». Дом преподобного – черно-белый Канзас, а Париж, конечно же, волшебная страна.

С хозяйкой они поговорили наедине только через два дня после приезда семейства Лагардов. За детьми Клэр присматривала более чем добросовестно. Терпеливо выслушивала все их рассказы про ловлю колюшки, игры в ручье, гамаки и пчел. Играла с ними, рисовала, водила на новые выставки. Но настоящая жизнь для Клэр начиналась только в пять часов, когда она бежала в шоколадную лавку, а Тьерри увлекал ее за собой в служебное помещение. Там они прятались за огромными медными чанами и Тьерри целовал ее так страстно, будто они не виделись несколько месяцев. А потом он угощал ее то одним лакомством, то другим. Предлагал оценить новый вкус или новую начинку. Затем они отправлялись в ресторан. Тьерри уговаривал Клэр попробовать улиток, фуа-гра, лингвини с крошечными моллюсками, которых приходилось выковыривать из раковин, омара «Термидор» – и все это под звуки лихого канкана. Потом Тьерри вел ее в свою квартирку на Пляс-дез-Ар. Даже на верхнем этаже им были слышны звуки улицы, стремительная французская речь и шум машин, порой проносившихся мимо. Снизу ярко сияли фонари. Здесь Тьерри и Клэр занимались любовью, снова и снова. Потом он одевался и галантно провожал ее до дома. Тьерри всегда следил за тем, чтобы она возвращалась до полуночи. На прощание он дарил Клэр поцелуй и несокрушимую уверенность, что завтра повторится все то же самое.

– Дорогая, – тихонько произнесла мадам, когда Клэр готовилась к очередному свиданию с Тьерри.

На этот раз она выбрала платье из бледно-кремового шеврона. При звуке голоса мадам тело девушки, как всегда, напряглось, как натянутая струна. В глубине души Клэр таилось смутное беспокойство: она не заслужила такого счастья. Встречаясь с Тьерри, Клэр поступает нехорошо, неправильно. В глазах отца так оно, безусловно, и было. Вежливые, сдержанные письма, которые Клэр добросовестно отправляла родителям раз в неделю, повествовали только о детях Лагардов и парижских достопримечательностях. Что-то по ним понять было совершенно невозможно. Мать Клэр даже беспокоилась, что в Париже дочь одинока и несчастна. Но тогда бы Клэр нашла способ позвонить домой. При каждом звонке Эллен сразу бежала к телефону: вдруг оператор спросит у мужа, ответит ли он на платный звонок, и преподобный откажется разговаривать?

– Не пугайся, просто зашла поговорить, – сказала мадам спине Клэр.

Девушка вдевала в уши крошечные изумрудные сережки – подарок Тьерри. Клэр тогда рассмеялась и сказала, что он ничего не обязан ей покупать. А Тьерри ответил, что с радостью преподнес бы ей бриллианты, как у Элизабет Тейлор, но, увы, он только начал свое дело и пока ничего другого себе позволить не может. Изумруды совсем малюсенькие: всего лишь осколки зеленых камней. Зато их цвет подходит к ее глазам, а антикварная серебряная оправа радует красивой формой. Но Клэр обрадовалась бы любому подарку: главное, что Тьерри выбрал их для нее. Ну а то, что серьги еще и сделаны со вкусом, лишний раз приятно согревало сердце.

– Не бойся, тебе не попадет, – прибавила мадам Лагард.

Клэр ощутила облегчение. Все ее страхи просто нелепы и смехотворны. Вот и Тьерри так считает. Клэр – взрослая женщина. Кто сказал, что она не заслужила счастья? И все же… Господь все видит. Столько радости, столько наслаждения – это как-то нехорошо, неправильно. Тихий внутренний голос то и дело повторял, что Клэр предается пороку.

Девушка обернулась:

– У вас чудесные дети, мадам Лагард. Такие воспитанные…

Но мадам только отмахнулась. Как и большинство француженок, она считала: чем меньше родители вмешиваются в жизнь детей, тем лучше для последних.

– Просто хотела сказать, как мы к тебе привязались за лето.

Клэр покраснела. Как мадам Лагард может хорошо к ней относиться, когда она шляется непонятно где каждый вечер, будто мартовская кошка? Этот вопрос задал ее внутренний голос, подозрительно напоминающий голос отца.

– Нам будет очень тебя не хватать, когда уедешь. Осталось всего две недели.

Мадам Лагард старалась выражаться потактичнее.

– Тебе ведь надо в школу, non? Образование – вещь полезная. Ты девочка талантливая, тебе нужно продолжить учебу. Студенческая жизнь придется тебе по вкусу, вот увидишь.

– Это вряд ли.