Старшему оперуполномоченному КГБ
При войсковой части 24724.
По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее.
Двадцать шестого июня сего года я, рядовой Костров, вместе с рядовым Тарасовым и старшим лейтенантом Олеговым заступил в наряд по ВАИ, на пост номер пять. Первые два часа службы ст. л-нт Олегов провел в дукане индуса по имени Иван, где ел жаренную картошку, пил «Кока-колу» и голландское пиво в банках. Потом к нему подошел бача лет десяти-одиннадцати. Бача предложил ему стать на перекресток и начать работать, то есть останавливать советские машины и проверять их исправность и документы. За каждую машину, которую он проверит, бача обещал пять афганей, но Олегов сказал, что за такие деньги не собирается потеть и глотать пыль. Они сторговались на десяти афганях за каждую машину, но тут в разговор вмешался Иван, дукандор. Он сказал баче, что у него тогда за день бакшиш будет меньше и потребовал с бачи тысячу афганей. Тот достал из кармана пачку купюр по пятьсот афганей и несколько отстегнул дуканщику. Олегов тут же сказал, что раз дукандор сделал деньги на нем, то пусть отдаст половину. Иван отдал. Только после этого они начали службу. Олегов останавливал и проверял машины, а бачата в это время старались скрутить с машины габариты, слить бензин или незаметно забраться в кузов, чтобы потом на ходу сбросить какой-нибудь груз. С одной машины им удалось сбросить два мешка муки, а с другой-какой-то зеленый ящик. За день мы осмотрели несколько десятков машин.
Есть бумажка — должна быть и папочка, а папочка просит еще бумажек. К такому философскому выводу пришел Михал-Михалыч, полковой «особист» , дочитав лежащий перед ним листок. Однако надо было решить, в какую папку его положить. В папачке «Костров» он пометил происхождение бумаги, но вот как ее использовать дальше? Можно завести папочку «Тарасов» или «Олегов» , но доказать вину — хлопотно, а чаще всего невозможно из-за круговой поруки. Но была одна очень перспективная задумка — завести папочку с надписью «Найденов» , и Олегов может ее наполнить, лишь бы взять его на крючок.
Найденова он пригласил на одиннадцать часов, время было рассчитано точно — чтобы то успел поволноваться, «дозреть» , и в тоже время не смог сосредоточиться, так как непосредственно до одиннадцати в роте шли политзанятия, а беседу с личным составом проводил как раз Найденов.
Оснований для конкретной беседы накопилось более чем достаточно, но информация, которую Михал-Михалыч образно любил называть «хлебом оперативной работы» , нужна была исчерпывающая. Олегов с Найденовым жили в одной комнате, где еще, кроме них, жили старшина и техник роты. Информация от рядового Кострова была очень ценна, но Олегов в перспективе, как сосед по комнате, смог бы «просветить» не только Найденова, но и ящик из-под боеприпасов, лежащий у того под кроватью, а этот ящик как раз сейчас очень интересовал Михалыча.
— Разрешите… — послышалось за дверью после легкого стука. Дверь была заперта изнутри. Кроме основного кабинета в офицерском модуле, по иронии судьбы имевшего номер шесть, Михал-Михалыч истребовал у командира полка комнату в подвале казармы второго батальона, расположенной на территории президентского дворца. Второй парашютно- десантный батальон, охранявший эту правительственную резиденцию, где, кстати, жил Бабрак Кармаль с супругой, находился в некотором отрыве от остальных подразделений полка, размещавшегося за стенами дворца, что затрудняло контакты с осведомителями.