Шоколадная война

Это вызвало общий смех, к которому присоединился и брат Леон. Стручок тоже засмеялся, довольный тем, что напряжение в классе слегка разрядилось. Он заметил, что в последние дни у ребят появилась манера смеяться почти без всякой причины, просто потому, что они искали возможность отвлечься хоть на несколько мгновений, продлить перекличку, пока она еще не добралась до буквы «Р». Все знали, что произойдет, когда брат Леон назовет имя Рено. Как будто смехом можно было предотвратить неизбежное!

— Вартен!

— Десять!

Аплодисменты, также при активном участии брата Леона.

— Прекрасно, Вартен. Вот что значит истинная воля к победе. Так держать!

Стручок никак не мог заставить себя не коситься на Джерри. Его друг сидел напряженно и неподвижно, сжав кулаки. Шел уже четвертый день продажи, а Джерри по-прежнему каждое утро повторял «нет», глядя прямо перед собой, упорный, решительный. Вчера, забыв о своих собственных бедах, Стручок попытался поговорить с Джерри после тренировки, когда они шли с поля. Но Джерри оборвал его. «Оставь меня в покое, Струч, — сказал он. — Я знаю, о чем ты хочешь спросить — но не надо».

— Пармантье!

— Шесть.

И вот напряжение сгустилось. Джерри был следующим. Стручок услышал странный звук, от которого у него мурашки побежали по коже, — как будто весь класс разом набрал в грудь воздуху.

— Рено!

— Нет.

Пауза. Можно было бы подумать, что брат Леон уже успел привыкнуть к ситуации, что он будет быстро перескакивать через имя Рено на следующее. Но каждый день в голосе учителя звенела надежда, и каждый день раздавался отрицательный ответ.

— Сантурио!

— Три.

Стручок перевел дух. То же сделали и все остальные. По чистой случайности Стручок поднял глаза как раз в тот миг, когда брат Леон заносил в список результат Сантурио. Он заметил, что рука у Леона дрожит. Его охватило страшное предчувствие катастрофы, которая вскоре должна была обрушиться на всех них.

* * *

Короткие толстые ноги Хрюни Каспера пронесли его по всему району за рекордное для него время. Он бы справился и быстрее, если бы у его велосипеда не спустила шина — и не просто спустила, а порвалась так, что не починить. А на новую у него не было денег. Собственно говоря, именно отчаянная нужда в деньгах и гнала Хрюню по городу как сумасшедшего — с грузом конфет он мчался от одного дома к другому, стучал в двери и звонил в звонки. Да еще приходилось всю дорогу оглядываться: не дай бог заметят мать или отец. Впрочем, шансов нарваться на отца было немного: он проводил весь день на работе, в магазине пластмассовых изделий. Зато мать представляла реальную опасность. Ее, как говорил отец, было за уши не вытащить из машины, она не могла усидеть дома и все время колесила по городу.

Левая рука Хрюни заныла под тяжестью конфет, и он переложил их в другую руку, воспользовавшись моментом, чтобы похлопать по своему обнадеживающе пухлому кошельку. Он уже продал три коробки — шесть долларов, — но этого, конечно же, было мало. Его по-прежнему грызло отчаяние. Сегодня ему было нужно гораздо больше, но никто, ни один сукин сын не купил ничего в шести последних домах, куда он заходил. Он сэкономил из своих карманных денег все что мог, до цента, а вчера вечером, когда отец пришел домой подвыпивший, на неверных ногах, даже стащил у него из пиджака мятую, засаленную долларовую бумажку. Он ненавидел себя за это — обворовать собственного отца! Он поклялся вернуть ему деньги, как только сможет. Только когда это будет? Хрюня не знал. Деньги, деньги, деньги — это стало главной нуждой в его жизни, деньги и любовь к Рите. Того, что ему давали на карманные расходы, едва хватало, чтобы водить ее в кино и угощать после сеанса кока-колой. По два с полтиной каждый билет и пятьдесят центов за два стакана. А его родители по какой-то непонятной причине терпеть ее не могли. Ему приходилось встречаться с ней тайком. Звонить ей из дома Осси Бейкера. Она для тебя слишком взрослая, сказала его мать, хотя на самом деле Хрюня был на полгода старше ее. Ну ладно, она выглядит взрослее, сказала мать. Хотя по справедливости должна была бы сказать: она выглядит сногсшибательно. Она была так прекрасна, что от одного ее вида у Хрюни внутри все дрожало, как при землетрясении. Ночью, в постели, он мог кончить, даже не трогая себя, просто думая о ней. И вот уже завтра ее день рождения, и он должен купить ей подарок, который она хочет, — тот браслет, что она видела в витрине магазина «Блэкс» в центре города, тот страшный и прекрасный браслет, который весь так сверкает и искрится, страшный из-за ярлычка с ценой — 18,95 плюс налог. «Золотко, — она никогда не называла его Хрюней, — это то, чего я хочу больше всего на свете». Боже святый! Восемнадцать долларов девяносто пять центов плюс трехпроцентный налог с оборота — то есть, как подсчитал Хрюня, ни много ни мало девятнадцать пятьдесят два, поскольку налога выходит пятьдесят семь центов. Он знал, что не обязан покупать ей этот браслет.