Читаем Шоколадная война полностью

  Ошеломляющий вид черного ящика установил еще более глубокую тишину, чем до того. Только члены «Виджилса» и их жертвы видели его раньше. В ослепительном стадионном свете, ящик выглядел изношенным и побитым, маленьким деревянным контейнером, не имеющим никакой ценности. И еще об этом по всей школе ходили легенды? Для потенциальных жертв черный ящик был возможностью избавления, защитой, средством, которое можно использовать против встреч «Виджилса». А были и такие, кто сомневался в его существовании: «Арчи Костелло никогда бы не позволил ничего подобного». Но тут снова был черный ящик. Открыто, перед всем честным народом. И Арчи Костелло, глядя на это, полез рукой за шаром.

  Церемония заняла всего лишь минуту или где-то около того, потому что Арчи не терпелось начать и как можно быстрее, до того, как кто-нибудь успеет разобраться в том, что же происходит. Чем меньше драмы, тем лучше. Главное, не дать Оби или Картеру включиться в ход развития событий, чтобы никто не помешал, и чтобы не успеть нарваться на какие-нибудь возражения. И Арчи быстро запустил руку в ящик и извлек оттуда шар. Белый. Челюсть Оби отвисла от удивления. Все происходило неимоверно быстро. Он хотел, чтобы Арчи не спешил, а публика успела понять, что же происходит. Он хотел растянуть церемонию, чтобы по возможности не допустить излишне драматического развития событий.

  Рука Арчи снова залезла в ящик, и Оби уже и не мог предотвратить акцию. Арчи, затаив дыхание, вытащил руку.

  Шар был спрятан в его кулаке, сжатом так крепко, что пальцы аж побелели. Он держал кулак перед публикой. Шар должен был быть белым. Арчи был не далек от того, чтобы в последний момент все отменилось. Он позволил улыбке поиграть на его губах, чтобы еще сильнее притянуть к себе доверие.

  Он открыл ладонь и взял в руку шар – так, чтобы все увидели.

  Белый.                                                  

37. 

  Губер пришелв последний момент и через всю суматоху поднялся на самый верх трибун. Он не собирался приходить. Ему осточертела школа с ее жестокостью, и не хотелось быть свидетелем очередных унижений Джерри Рено. Школа также и ему постоянно напоминала о его собственных предательствах и неполноценности. Целых три дня он пробыл дома, лежа в постели, болел, и не был уверен в том, что действительно был чем-то болен, или же изнутри его точила совесть, заражая тело, делая его вялым и слабым. Иначе говоря, постель стала его собственным миром, маленьким закрытым местом без людей, без «Виджилса», без Брата Лайна, миром без распродажи шоколада, без комнаты разрушений и без людей, кого эти разрушения коснулись. Но кто-то ему позвонил, сообщив о борьбе между Джерри и Джанзой, и о лотерейных билетах, контролирующих борьбу. Губер взвыл, протестуя. Постель стала невыносимой. Он ерзал и ворочался целый день, рыскал по постели, словно зверь в поиске сна и забвения. Он не хотел идти на стадион. Джерри не мог победить в этой борьбе. Но и в постели Губер также не мог больше оставаться. Наконец, в отчаянии он встал и поспешно оделся, игнорируя протесты родителей. Он приехал на городском автобусе и прошел половину мили пешком от автобусной остановки на стадион. Теперь его знобило, он ежился, сидя на скамейке, глядя на платформу и слушая, как Картер объясняет правила сумасшедшей борьбы. Ему стало жутко.

  «…и тот, чей удар, записанный им в лотерейном билете, окажется последним, приведшим к нокауту или сдаче соперника, получает приз…»

  Но толпа с нетерпением ждала начала борьбы. Губер осмотрелся вокруг. Сидящие на трибунах были ему знакомы, многие из них были его одноклассниками, но внезапно стали совсем чужими. Они лихорадочно пялились глазами на платформу. Кто-то из них кричал: «Убей его! Убей его!» - Губера аж перекосило.

  Картер вышел на центр платформы, где стоял Оби и держал в руках картонный ящик. Картер запустил внутрь руку и достал оттуда несколько клочков бумаги: «Джон Тессир», - прочитал он. – «И мы читаем имя: Рено…» Шорох разочарования среди публики на трибунах, разрозненные неодобрения. «…Прямой удар Рено Джанзе в челюсть».

  Притихло. Момент истины. Рено и Джанза друг против друга, руки подняты. Они стоят в традиционных боксерских позах, кулаки в перчатках собраны, оба в готовности – этакая душераздирающая пародия на профессиональный бокс. Теперь, Джанза следовал правилам. Он понизил руки, готовясь принять удар Джерри без сопротивления.

  Джерри ссутулил плечи, готовя кулак, выжидая момент, даже когда звонкий голос Арчи, насмехался над ним по телефону. Но теперь он колебался. Мог ли он теперь хладнокровно кого-либо ударить, даже животное, такое как Джанза?

  «Я не боксер», - тихо запротестовал он, и ему тут же заперечила мысль о том, как Джанза позволил парням его избить.

  Толпа беспокоилась, кто-то кричал: «Действуй, действуй!» И крик был подхвачен другими.

  - Что случилось, гомик? - усмехнулся Джанза. - Боишься встретить ударом своей маленькой ручки здоровенного Джанзу?

  Джерри послал первый же свой кулак ему в челюсть, и его тут же откинуло назад. Удар почти не достиг цели. Джанза ухмыльнулся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза