Шоколадная война

  Эмиль устал. Ему уже надоело. Он опустил руки, остановив атаку и приходя в себя. И в этот момент Джерри обнаружил, что Джанза открыт. Через боль и тошноту, он видел незащищенные грудь и живот Джанзы. И ему нельзя было упустить этот прекрасный момент, и мощный всплеск всех его сил и решительности не заставил себя долго ждать, обрушившись на незащищенного Джанзу, теряющего равновесие. Джанза отшатнулся назад, удивление и боль выступили на его лице.

  Триумфально. Джанза вяло путался, шатался на ослабших в коленях ногах. Джерри повернулся к толпе. Что он там хотел найти – аплодисменты? Трибуны ревели и свистели. Свистели ему. Тряся головой, пытаясь собраться, сощурив глаза, он увидел в толпе Арчи. Его снова стало тошнить. Тошнить оттого, что понял, кем же стал – еще одним животным, еще одним зверем, еще одной фигурой в мире насилия, может быть, не разрушающей вселенную, но наносящей ей вред. Он позволил Арчи сделать это с ним.

  А что толпа на трибунах, ей нужны были впечатления? Что он хотел себе доказать? Они хотели стереть его, убить – ради какого еще там Христа?

  Кулак Джанзы крепко впился ему в висок, выведя его из равновесия. Следующий кулак утонул у Джерри в животе. Он схватился за живот, защищая его, и в его лицо впечатались еще два сногсшибательных удара: его левый глаз был смят, зрачок разбит. Тело скрутило от боли.

  Губер в шоке считал удары Джанзы отправляемые его беззащитному противнику. Пятнадцать, шестнадцать. Он топнул ногой: Хватит, хватит. Но его никто не слышал. Его голос терялся в громе ревущих голосов, голосов призывающих убить… «Убей его! Убей его!» Губер беспомощно смотрел, как Джерри вяло топтался на арене, окровавленный, с открытым ртом, цепляющимся за воздух, с не сфокусированными глазами. Его опухшее тело какое-то время шаталось на ногах, словно принадлежало какому-то до смерти удивленному животному, и затем рухнуло на пол, словно отрезанный кусок мяса от подвешенной за крюк туши.

  И свет погас.

  Оби никогда не забудет это лицо.

  За момент до выключения света, он в отвращении отвернулся от платформы. Ему стало не по себе от увиденной сцены: Рено, до полусмерти избитый Джанзой. Его всегда тошнило при виде крови.

  Поднимаясь на трибуну, он мельком взглянул на маленький холм, видневшийся в стороне от поля, который на самом деле выглядел огромной скалой, нелепо вклеенной в пейзаж, частично покрытой мхом и непристойными каракулями, стираемыми почти каждый день.

  Какое-то шевеление зацепило глаз Оби, и он вдруг увидел лицо Брата Лайна, стоявшего на вершине, в черном пальто, покрывающим его плечи. В отблесках стадионного света его лицо напоминало блестящую монету. «Ублюдок, - подумал Оби. - Он находился здесь все время и все видел, держу пари».

  Лицо исчезло сразу, как погасли прожектора.

  Глубокая темнота наступила внезапно, словно чернила из опрокинувшейся гигантской чернильницы залили все трибуны, платформу, поле, и, словно тряпкой со стола, весь мир внезапно смело.

  Проклятье, подумал Арчи, обо что-то споткнувшись по дороге от трибун к маленькому служебному зданию, где находились рубильники и предохранители. Он упал и попытался встать. Кто-то подал ему руку. Исходящий от трибун шум был устрашающим, все, вскочив со своих мест, свистели и кричали. Маленькие огоньки вспыхивали темноте, и затем красные сигаретные точки плыли во мраке.

  «Идиоты, - подумал Арчи. - Все они идиоты». Только ему одному хватило ума пойти и проверить, что случилось с электричеством.

  Переступая через упавшие тела и шаря руками в темноте, Арчи продвигался к маленькому домику из темного кирпича. Когда он добрался до двери, свет включился снова и затем опять погас. Дюжина вспышек, он толкнул открытую дверь и столкнулся с Братом Джекусом, чья рука была на главном рубильнике.

  «Добро пожаловать, Арчи. Вижу, что ты здесь повелеваешь, не так ли?» - его голос был холоден, но презрение угадывалось в нем безошибочно.                                                 

38.

  - Джерри.

  Влажная темнота. Забавно, темнота не может быть влажной, но почему-то она была влажной, как кровь.

  - Джерри.

  Но кровь не должна быть черной. Она может быть только красной. Но его окружила чернота.

  - Иди сюда, Джерри.

  Идти куда? Он был здесь, в темноте – сырой, теплой и влажной.

  - Эй, Джерри.

  Голоса звали его откуда-то из-за окна. Ему хотелось выглянуть в окно, чтобы увидеть, что за голоса его зовут?

  - Джерри…

  Теперь в этом голосе зазвучали печальные нотки. Даже не печальные, а пугающие. Что-то пугающее в голосе.

  Внезапно боль подтвердила его существование, сфокусировавшись на нем. Здесь и сейчас. Боже, это боль.