Табби казалась неустойчивой, переходя от оживления к практически кататоническому состоянию. Независимо от того, сколько раз Райан просил ещё попробовать её шоколад, она прижимает к себе его разваливающееся тело, пока Джеймс ведёт машину.
Семьи — забавные вещи.
— Его больше нет, — говорит Джеймс, находясь в нескольких минутах от места назначения.
— Что? — как во сне спрашивает Табби.
— Этот страх.… копрофобия.
— Как ты думаешь, почему?
— Может быть, потому, что я боялся не дерьма, а моего брата? Может быть, это дерьмо просто напоминало мне о нём, а теперь, когда он вернулся, это кажется немного глупым.
Приближаясь к заросшей травой подъездной дорожке у дома своего одинокого детства, Джеймс думает, что его вывод может быть правильным, но дело не только в этом.
С сильным чувством дежавю он паркуется в нескольких метрах от странной треугольной конструкции. Его взгляд скользит к самой высокой точке; старая комната Креба.
Джеймс выходит, его ботинки хрустят от засохшей грязи, и идёт к задней части машины. Он достаёт из багажника тяжёлую бейсбольную биту; бесполезно, он уверен, но он не собирался приходить без оружия.
Они стоят в ряд, глядя на здание.
Джеймс знает, что пресса окрестила его Домом Грязи, но для него это просто то место, где он провёл свои ранние годы. В этом здании он ел восхитительное пюре из картофеля своей матери, играл в шахматы и шашки со своим отцом и занимался Коричневой игрой со своим братом.
«Дом».
— Где он? — спрашивает Изабелла.
— Либо в доме, либо на заднем дворе, в яме, — Джеймс касается основания позвоночника Табби, но она не отвечает. — Слушай. Возможно, он больше не будет выглядеть так же. Он может…
— Мне плевать, как он выглядит, — говорит Изабелла. — Я собираюсь убить его.
— Я не думаю, что ты сможешь.
— Ты понятия не имеешь, Джеймс, — говорит она, впервые произнося его имя. — Ты наркоман, но живёшь с женой и детьми. И ты «случайно» воскресил своего брата, который убил как минимум трёх человек. Прости меня, если я не обращаю внимания на то, что ты думаешь.
— Он тебя тоже убьёт.
— А тебе какое дело? Я просто пыталась тебя ограбить.
— Ты просто в отчаянии. Я могу понять. Не будь безрассудной, потому что Креб убил твоего парня.
Изабелла выглядит возмущённой.
— Он не был моим парнем. У меня никогда не было большой семьи, в отличие от вас. Итак, Маклоу… — она чуть не задыхается от этого имени, — … был самым близким, кто у меня когда-либо был. Возможно, он был не таким уж хорошим человеком, но он был моим. Он был всем, что у меня есть, а теперь его больше нет.
Джеймс видит её состояние и больше не собирается её убеждать.
Попробовав запертую входную дверь дома, он ведёт их назад. Задняя дверь, ведущая в кухню, открыта, перед ней на земле лежит цепь с замком. Паршивый клочок травы впереди испещрён кровью и толстыми кусками дерьма, а также запятнанным цилиндрическим куском дерева.
По-прежнему со связанными руками по бокам, Райан нюхает воздух и спрашивает:
— Где дядя Креб, мама? Я чувствую его запах.
Табби гладит ему затылок, ничего не говоря. Судя по всему, её расстройство желудка успокоилось, возможно, в ответ на оцепенение, которое она чувствует после дневных событий.
— Если я хорошо знаю своего брата, думаю, нам следует начать с дома.
Он поворачивается к Изабелле, массивное тело которой стоит на фоне сада его детства. Если бы это было летом, Джеймс мог бы прищуриться и представить, что там стоит его мать, меньшая, но такая же широкая в плечах и руках, её тело загромождено лишним жиром, а не мускулами.
— Может, тебе стоит пойти прямо к источнику? — говорит Джеймс Изабелле. Он указывает на сарай позади сада. — Я думаю, ты сможешь найти его там, если получится войти.
Изабелла кивает и уходит, размахивая пистолетом, в то время как другая рука сгибается рядом с ней.
Джеймс целует липкую щёку жены.
— Ты уверена, что не лучше будет ждать в машине?
Табби качает головой, её кожа становится бледной. Она берёт своего сына, как когда он был малышом, одной рукой под его зад, а другую держа на его спине. Она идёт к задней двери дома и заходит внутрь, крепко прижимая его к себе.
У Джеймса нет ни надежды, ни планов, поскольку он впервые за двадцать два года ступает по этой кухонной плитке. Он осматривает пол и ведущий от него холл, вспоминая происхождение каждого старого пятна, которое он видит. Давным-давно здесь остались счастливые воспоминания, но сегодня Джеймс может припомнить только ужас.
Он кладёт руку на плечо Табби.
— Слушай…
Откуда-то изнутри раздаётся шлёпок.
Джеймс вздрагивает, мурашки пробегают от спины к ногам, так что ему приходится опереться о центральную стойку кухни.
— Нам нужно подняться на чердак дома, — говорит он и продвигается вперёд вместе с Табби и Райаном.