Шоколадница

– Да, как была ты недостижимой для меня, так и осталась такой. Ничего не изменилось. А я, как и был дураком, превращающимся в твоём присутствии в бесформенный кисель, так таким и остался. Будь здорова. Надеюсь, что в следующий раз мы увидимся ещё не скоро. Либо на твоих, либо на моих похоронах.

Меня удивил его голос. Так может говорить лишь сильный духом человек. Человек, который знает цену каждому произнесённому им слову. Да, он знал, что говорил. В следующий раз я увидел его на бабушкиных похоронах. Он подошёл ко мне, вручил свою визитку и сказал:

– Если тебе когда-нибудь что-то понадобится, звони. Чем смогу – помогу. Всё-таки честность – это одна из великих человеческих добродетелей. Не каждый может быть честным с самим собой и с теми, кто его окружает. Твоя бабушка могла. Она была очень сильной женщиной. Сейчас таких не делают.

Он, видимо, хотел что-то ещё сказать, но ко мне подходили всё новые люди и он, немного постояв, ушёл. Да, я всегда осознавал, что моя бабушка была неординарным человеком. Но эти две встречи с мужчиной, который когда-то столь неровно дышал на неё, поневоле заставили меня задать себе такой вопрос:

– А была ли счастлива моя бабушка? Не наступила ли она, в силу каких то условностей и лживых иллюзий, на горло собственной песне? И что означала эта её постоянная присказка: «А счастье было так возможно?» Похоже на извечный вопрос о том, что же такое счастье она, так и не смогла найти достойного ответа. А надо ли? Может и не надо философствовать, а просто уметь быть счастливыми. Здесь и сейчас.

* * *

Рано утром я сделал Мирре предложение и надел это кольцо ей на палец.

– Я прошу тебя стать моей женой. Не бойся. Всего лишь фиктивной женой. Мне абсолютно всё равно, что говорят и будут говорить окружающие. Но я знаю одно. Я не могу подвергнуть тебя их глупым осуждениям. Ты этого просто не выдержишь. А ещё я боюсь. Боюсь навязывать тебе своё общество. Свою заботу. Свою любовь. Ведь чужая любовь может не просто сломать тебя. Она может обречь тебя на никчёмную, бесцветную, блеклую жизнь рядом с человеком, которого ты не любишь. И возможно, никогда и не полюбишь. И не стоит оправдывать всё это тем, что так, практически, живут все. Ты же не такая, как все. Хотя бы потому, что я не знаю в мире человека, чья душа была бы так чиста, как твоя. Да, ещё. Не казни себя за то, что спала с ним. Иногда наше тело предаёт нас. Надо уметь прощать его.

Миррра выслушала меня молча. Это уже было хорошо. Кольцо было у неё на пальце. И это тоже было хорошо. Оставалось выстроить нашу дальнейшую жизнь. А вот это было очень и очень непросто. Ведь когда закрывается одна глава нашей жизни открывается другая. Не только от меня, но и от неё зависело то, какой же будет эта новая глава.

Свидетельство о браке нам выдали уже в Шемахе. Так началась моя «семейная жизнь». Первые дни она выглядела как испуганный зверёк. Но к исходу второй недели, когда убедилась в том, что я не предъявляю ей никаких требований и не покушаюсь на её свободу, она оттаяла. Оказалось, что она учится на искусствоведа. Почему-то это известие вызвало у меня приступ гомерического хохота.

– Художник и искусствовед. Да, наш брак заключён на небесах.

Она не разделяла моего сумасшедшего веселья по этому поводу. Просто злилась. И ещё выставляла вперёд свои колючки, как маленький ёжик. А ведь моя радость в немалой степени была связана с тем, что я наконец-то понял, чем можно занять эту девочку на период её нежданной и негаданной беременности. Я боялся её депрессии. Слёз, капризов, хандры. Её мозги надо было чем-то занять. Так почему бы не образованием?

Ведь мы были, практически, полностью изолированы от окружающего мира. Предоставлены сами себе. Жители села занимались своими хозяйствами, время от времени подбрасывая нам какую-то еду и фрукты. Они, почему то, все дружно жалели нас и предлагали свою посильную помощь.

– Вот видишь, шемаханская царица. Наконец-то твои подданные осознали, кто ты есть и горят желанием услужить тебе.

Если бы от огня в глазах Мирры предметы могли бы воспламеняться, то весь наш дом, включая меня, горел бы синим пламенем.

– Я же просила не называть меня так.

– Шемаханская царица совсем не такая, как ты думаешь. Сначала всё извратил Пушкин. А потом эти креативщики из «Мельницы» сняли свой фильм и превратили её в какого-то монстра. И никто уже не поверит в то, что на самом деле, она была очень и очень хорошая. Хоть не совсем непонятная для обычных людей и очень загадочная. Ну, почти как ты.

      Сейчас меня радовало лишь то, что из её обращения ко мне исчезло слово «дядя». Теперь я стал просто Тимуром. Это уже был прогресс.

Я перевёз из своей городской квартиры, практически, все книги по искусству. Она читала их запоем. Иногда мы что-то обсуждали, иногда она сама просила что-то объяснить. Время от времени, она позволяла себе рассматривать мои полотна. И я чётко понимал, что они её пугают.