Она притягивает меня к себе, и тело у нее большое и мягкое, как диван. Она ничуть не смущается, что вот-вот меня задушит его подушками. Кладет мне руку на затылок и прижимает еще ближе к себе. Уверена, когда она меня отпустит, на щеке у меня останется отпечаток молнии.
– Мы так тебя ждали! Как же вы, девочки, хорошо проведете время!
Я ищу глазами Холли, которой нигде не видно. Мама Холли тоже рыщет глазами вокруг меня. Я тоже пропавшая.
– А где твои родные? – Судя по ее тону, она нисколько не сомневается, что они скоро подойдут. Мне нужно придумать поскорей для них занятие на другом краю кампуса.
– Я сама приехала, – говорю я. Пусть сама выдумывает причину, почему моих родителей тут нет.
Мама Холли разглядывает мою одинокую сумку. Видит сложенные на кровати, выданные школой простыни – серовато-белые, со штампом «СОБСТВЕННОСТЬ КАРДИССА». Рядом с ними – два бурых одеяла, тепла и уюта от них – как от джутовых мешков. Что сумка от Louis Vuitton, до нее не доходит. На ее взгляд, я, наверное, купила ее в супермаркете. Исходя из этих фактов, мама Холли быстро прикидывает что-то в уме. Вывод неверен, но предполагает душевность.
– Ну, многие ученицы приезжают сами. Билет на самолет стоит недешево, и аренда машины тоже. Мы приехали на своей. Такое для меня облегчение, что у нас всех одни и те же ценности. Холли не знала, какая у нее окажется соседка. Здесь ведь многие дети из высокопоставленных семей, и Холли беспокоилась, что придется не ко двору. Я ей говорила, что сюда приезжают ради образования, а есть у тебя деньги или нет, в конечном итоге не важно, тут слишком много домашних заданий, чтобы тратить время и силы по пустякам. Но должна сказать, все-таки большое облегчение, что и ты тоже со Среднего Запада.
Как забавно у нее это прозвучало: словно Средний Запад – это мелкий городишко, где ни у кого не бывает настоящих денег и где все друг с другом ладят. Я киваю в ответ, хотя это чистой воды ложь. И уж, конечно, я не намереваюсь упоминать про «шоколадные деньги». Только Бэбс безнаказанно может быть «долбаной шоколадной наследницей», а если я о таком заговорю, это будет социальным самоубийством.
Сидевший на корточках у кресла папа Холли выпрямляется. Он подходит, энергично жмет мне руку.
– Скажи ей, Донна.
– Что?
– Что Холли думала про Беттину.
– Ох нет, Деннис, это глупо.
– Да нет, если вдуматься, то правда смешно.
Я смотрю на этих двоих: открытые лица, оба сияют. Жду.
– Когда мы увидели в пакете документов карточку с твоей фамилией, Холли подумала, что ты в родстве с шоколадом Баллентайн. Что у тебя, наверное, куча денег и что ты живешь в модной квартире.
Донна разражается хохотом.
Ее самонадеянное допущение выводит меня из себя. Конечно, это правда, но это ведь мой секрет, это я должна была рассказывать про шоколад. И если вдуматься, ничего смешного тут нет.
– Я сказала Холли, что ей очень повезло, ведь твои родные пришлют тебе ящик шоколада. Холли больше всего на свете любит шоколад. Я каждое воскресенье пеку брауни, а к утру вторника ни одного не остается.
– Неправда!
Повернувшись, я вижу Холли: персиковой махровый халат, с длинных русых волос капает вода. На ней шлепки, а в руках металлическое ведерко, в которое сложены все ее банные принадлежности. Она красавица. Поверить не могу, что она оставила родителей без присмотра. Оставила их наедине со своими вещами, доверила им произвести первое впечатление на людей, от которых зависит ее пребывание в Кардиссе.
– Больше всего на свете я люблю мороженое, а шоколад на втором месте! – Она смеется.
Вода с ее волос капает на деревянный пол и собирается лужицами. Ростом она ниже меня, вероятно, пять футов и четыре дюйма, тогда как я пять и семь, но выглядит она более развитой. У нее есть сиськи и бедра, а у меня нет. У меня уже начались месячные, но женское тело еще не наросло. Мой жирок еще не распределился в симпатичные сексуальные округлости. Точно мои гормоны объявили забастовку.
Глаза у Холли карие, под стать русым волосам. В них беспечность и ласковость, а потому они кажутся миленькими. Она выглядит такой здоровой, пасторальной – как персонаж из романа Харди, но такой, какого я никогда не видела в реальной жизни. Она стоит так близко, что я улавливаю запах ее шампуня. Что-то фруктовое. Вероятно, какая-то разновидность дешевых «Хербал Эссенс», которую продают в супермаркетах в розовых или зеленых бутылках – в наборе с кондиционером. Во Франции шампунь покупают в аптеке. Он такой дорогой, что пользоваться им полагается не чаще раза или двух в неделю. Я с этим даже не заморачиваюсь. Я основательно опрыскиваюсь «Коко», но, учитывая мое курение, мне никогда не удается пахнуть той же чистотой, как от Холли, которая стоит теперь рядом с родителями.
– А что до брауни, то мне Дженни помогает.