Шоколадные деньги

Когда звенит звонок, мы выходим из столовой и быстро расходимся по классам. У меня не было времени обзавестись учебниками, поэтому на плече у меня пустая соломенная сумка, которую я купила по случаю на блошином рынке в Париже. Я немного беспокоюсь, как бы Холли не решила, что я не могу позволить себе учебники, и не попыталась одолжить мне денег. У меня есть карточка с расписанием, чем-то похожая на карту поиска сокровищ. Под номером первым – английский 212, мистер Доналдсон, комната 42, Филдинг-холл. Надеюсь, он преподаватель получше, чем мисс Максорен.

Все классные комнаты в Кардиссе одинаковы, если не считать, конечно, лабораторий. В каждой – большой овальный деревянный стол, вокруг которого мы сидим, как малыши на детском празднике. Нам положено обмениваться мыслями, анализировать идеи, а учитель только смотрит наподобие благожелательного, но отстраненного телеведущего. Я вхожу практически последней. Свободны только два места. Одно – рядом с девчонкой с пурпурными волосами, другое – рядом с симпатичным блондином. Я выбираю то, что рядом с блондином.

Мистер Доналдсон стоит у двери, наверное, ждет последнего ученика. Выглядит он ровно так, как должен выглядеть преподаватель элитной школы-интерната. Аккуратно подстриженная седая бородка. Очки, твидовый пиджак, проницательные зеленые глаза. Снова звонок, но никто больше не объявляется. Он закрывает дверь.

– Всем доброе утро. Кое-кого из вас я узнал, а тем, кто у нас новенький, добро пожаловать. Если вы пришли не на английский 212, сейчас самое время вежливо откланяться.

Уверена, он говорил это ученикам десятки раз, но кое-кто все равно смеется. Никто не встает.

– В этом семестре мы будем читать видных английских и американских писателей двадцатого века, и вам предстоит написать три сочинения по книгам, которые сами выберете. Темы тоже будете выбирать сами. Если ничего в голову не придет, я могу кое-что посоветовать, но предпочел бы, чтобы вы взяли то, что интересует лично вас. Еще мы с вами попытаем счастья на почве «новой журналистики» – для тех, кто с ней не знаком, речь идет о переосмысленной документальной прозе. Вам предстоит сочинить три рассказа на основе реальных эпизодов из вашей жизни. Возможно, это окажется непросто, потому что я попрошу вас написать о реальных событиях. Событиях, которые вас изменили, заставили вас увидеть предметы, явления или людей в новом свете. Вы будете зачитывать их вслух перед классом, поэтому нам нужно потрудиться, чтобы создать на занятиях доверительную атмосферу. Чем меньше вы будете утаивать, тем большей будет отдача.

Кое-кто из моих одноклассников старательно записывает его речь в блокноты, что наводит на мысль, что ничего интересного рассказать они не сумеют – они хотят просто следовать инструкциям. Я все впитываю, но начинаю беспокоиться, ведь все мои истории про Бэбс. Даже просто записать дословно то, что она говорила мне за эти годы, ничего не приукрашивая, чересчур рискованно. И в моей жизни пока не было момента, после которого все переменилось бы. Пока была только Бэбс, Бэбс и еще раз Бэбс.

Я смотрю на парня слева от меня. Он ничего не записывает, но его тщательно причесанные волосы и кардисский галстук как будто указывают на чинность и упорядоченность родительского дома. Сомневаюсь, что он когда-нибудь хотя бы раз видел лобковые волосы матери.

– Сегодня я предложу вам небольшое упражнение. Для разминки.

Взяв с приставного столика стопку чистых каталожных карточек, он бросает ее на середину большого стола.

– Я хочу, чтобы вы вспомнили одно мгновение этого лета, когда почувствовали себя неловко, и описали его тремя фразами, лучше меньше. В верхнем углу напишите свое имя и свой родной город.

За столом поднимается шепоток, который впрочем стихает, когда ученики расхватывают карточки и берутся за ручки.

После пятиминутного раздумья я пишу:

«Беттина Баллентайн

Чикаго, Иллинойс

Я сидела на пляже в Кап д’Антиб, когда верх моего купальника-бикини расстегнулся. Я не могла быстро его застегнуть, а все вокруг на меня пялились».

Разумеется, это ложь, поскольку я и все, кого я знаю, ходят во Франции топлесс, но я же не собираюсь писать о по-настоящему ужасных вещах. Как Бэбс позвонила в три часа утра узнать, начались ли у меня месячные. Как передержала средство для эпиляции в области бикини и заработала сыпь, которая не сходила пару недель. Как одолжила у Сесиль платье, и оно треснуло по шву, когда все садились обедать, потому что платье было на два размера меньше.

Когда все закончили писать, Доналдсон говорит:

– Хорошо, а теперь передайте карточку соседу.

Мы все смотрим на него, не веря своим ушам. Нас загнали в ловушку. Пусть даже моя история ложь, я не хочу, чтобы мой симпатичный сосед ее читал. Он ведь, вероятно, подумает: «И что тут такого? У тебя и груди-то нет».

Никто свою карточку не отдает, и Доналдсон говорит: