Шоколадный папа

Андреа и Юнатан изображают объятия, когда фотографы просят их об этом. «Смотри сюда, Андреа, улыбочку!» Да, она пытается сделать вид, что ей нравится стоять в обнимку с Юнатаном, но он застыл без намека на улыбку. «Что я тебе сделала?» — хочется ей прошипеть ему на ухо. «Может быть, поцелуешь его?» «НЕТ, не хочу.» Лучше обнять Хельгу У Хельги на глазах слезы. Андреа не испытывает никаких эмоций. Школа окончена, на смену ей придет что-то другое. Так обычно и бывает. Все очень просто.

* * *

Город Детства. Хегбу: София и Марлон.

Андреа возле старого неподвижного поезда. Держит Марлона на поводке и смотрит на поезд, вросший в землю. Постоянство. Это тоже прекрасно. Нечто неизменное. Но поезд намного меньше, чем ей казалось раньше. Игровой площадки позади совсем не видно, а поле для гольфа все больше и больше. Слышно, как шуршат тележки, двигаясь по гравию.

Сияет солнце. Марлон тянет поводок. Страх в сочетании с любопытством. Ему хочется и спрятаться, и обнюхать все новое и незнакомое. Он смотрит на шмеля, она смотрит на черный локомотив и два белых вагона. Позади — игровая площадка: Андреа вспоминает руки Карла, вращающие карусель, — она смеется до икоты, а потом они идут к поезду. Девочка Андреа садится на одну из жестких белых лавок, в окно светит солнце, освещает лицо Карла, который изображает кондуктора.

— Куда вы едете, фрекен?

— Далеко, — отвечает она, и он понарошку компостирует билет.

— Счастливого пути!

Карл в лучах солнца, затем он в паровозе, и Андреа сидит у него на коленях.

— Ту-ту, поехали! — говорит Карл. Андреа прижимается к его груди, удары сердца в спину.

— Ту-ту! — кричит Андреа. — Далеко-далеко! — Тянет рычаги. Рычаги не двигаются. Начинает идти дождь.

Андреа прижимает к себе Марлона, забирается в паровоз. Рычаги не двигаются, Карл!

— Ту-ту, — говорит Андреа Марлону, которому не нравится сидеть в неподвижном паровозе. Рядом стоит София. Дождь закончился, снова светит солнце — удивительно быстро. Андреа вспоминает другой солнечный день в Хегбу с Софией и Марлоном. Андреа весила тридцать восемь килограммов, и София не хотела даже смотреть на нее, а Андреа все пыталась что-то объяснить, рассказать о мраке в доме у озера, ей так хотелось все растолковать, но София все время прерывала ее. «Я не понимаю», — говорила она, отводя взгляд. Сейчас она смотрит на Андреа с улыбкой.

— Может быть, выпьем кофе? — София красива в солнечных лучах: ажурный шарф и ярко-красная кофта.

Андреа выбирается из паровоза. Марлон прижимается к ней.

— Иди первой, я скоро приду.

София уходит, и Андреа забирается в вагон, садится на холодное белое сиденье, и ей хочется, чтобы появился Карл и спросил, куда она держит путь. Что бы она ответила? В Италию. К Маддалене. К тебе, Карл. Я вечно на пути к тебе, Карл.

Андреа в пустом купе, в поезде, который никуда не едет, который всю ее жизнь простоял на одном месте. Внезапно ей становится страшно, что однажды его уберут. Марлон нюхает пол. Позади простирается поле для гольфа, и Андреа вспоминает, как ей хотелось розовую сумку для гольфа и Карл пообещал купить ее, если Андреа начнет играть в гольф. Она трогала розовую блестящую поверхность, сумка была дорогая, и Карл смотрел на Андреа рядом с радостным видом. Затем она стояла в саду и размахивалась для удара, и Карл говорил, что у нее хорошо получается. «Ой, какой размах!» — восклицала Лувиса. Мяч улетел, но Андреа не смогла подогнать его к лунке и ужасно, безумно разозлилась: мяч не попал в лунку! Сумку ей так и не купили.

Каспер играл в гольф. Андреа изумилась, когда он рассказал: гольф плохо сочетался в ее воображении с рваными джинсами и банкой лекарств. Однажды дождливым днем, когда ссора так и витала в воздухе, Андреа пошла с Каспером в качестве его «кэдди». Ей нравилось нести за ним блестящую сумку. Но было ветрено, дождливо, ей приходилось ждать, и Каспер говорил, что играет плохо, а когда Андреа отвечала, что у него прекрасно получается, он сердито смотрел на нее, словно только такая идиотка, как она, могла так думать. Каспер и Карл никогда не играли вместе… А как бы Андреа хотела этого! Она ходила бы с ними в любую погоду. И ждала бы их с удовольствием. Просто стояла бы и смотрела. И по очереди носила бы за ними сумки.

Кафе все то же, но ассортимент стал хуже. Андреа вспоминает девочку Андреа, которой приходилось подпрыгивать, чтобы лучше видеть пирожные — разнообразие, в котором сложно выбрать что-то одно. Карл поднимал ее на руки. Андреа долго смотрела и в конце концов выбирала шоколадный шарик.

— Я давно не делала таких, — говорит Андреа, присаживаясь рядом с Софией.

— Можем сделать их дома. — София сияет. Кофейная чашка позвякивает о блюдце.

— Нет, я, наверное, не могу…

Смешные слова! Как это — не могу? Вылепить шарики и обвалять в сахарном песке?

Не могу есть!