Шоколадный папа

Через десять минут. Часы уставились на Андреа. И что же сказать крошке Андреа? Какой репликой начать разговор? Ведь это так важно! Ну, добрый день, красавец… трахаться так трахаться… или, может, чуть позже… Бросить похотливый взгляд и поводить грудью. Покончить с этим как можно скорее. Автобус прибывает, и Андреа, запинаясь, произносит название станции. А вдруг он ее не узнает? Она помнит жидкие волосы, светлые глаза. Не слишком ли облегающее на ней платье? Вот бы зеркало сюда. Не осыпался ли макияж? На красных губах наверняка синие следы от вина. Губы слиплись. Что же я делаю?! Остановите автобус, я выйду! Водитель оборачивается с ухмылкой: это корабль, куколка! Хочешь за борт — прыгай, но не зови потом на помощь! Андреа выглядывает в окно и видит море. Плавники акул. Вдали виднеется маленький итальянский остров, взмах руки — Маддалена в развевающемся платье, похожем на дрожащий парус. Но Андреа не может изменить курс, она плывет по волнам. Рыбацкая лодка высаживает ее на большой корабль. Красные губы и красное платье — из чего, из хлопка? Андреа плохо разбирается в тканях. У нее весь день был понос. Минута за минутой, все ближе и ближе: как в фильме Полански? Дэвида Линча или Гринуэя? Как бы то ни было, фильм безумный. Крупный план, пожалуйста: Дом, Паб, Парикмахерская, снова Парикмахерская, Банк, Обувь высшего качества, Шиномонтаж, Неуверенный велосипедист. Рубашка с V-образным вырезом и пивное брюшко. Осветленные волосы. Косой пробор. Рюкзак. Андреа хочется снюса. Голоса восемнадцатилетних парней за спиной.

— Извините, — решается Андреа, — можно мне немного снюса?

Гробовая тишина. Неловкие движения. Краска заливает лицо.

— Нет.

— Простите, что помешала… вашему…

Церковный колокол. Мятные леденцы. Вино из пакета. Переполненный мочевой пузырь. Алкоголь и таблетки не сочетаются, но держат Андреа на плаву.

— Хельвикенстранд.

Андреа спускается по трапу, падает в воду и слышит презрительный смех рыбаков, когда ее затаскивают на палубу. Широкое окно: безумные обезьяны, освещенные снизу, прижимаются к стеклу, галдят… Нет, это не обезьяны, это военные! Они поднимают бокалы, глядя на нее. Пьют. Воздух гудит от насмешек.

Андреа отходит в сторону и закрывает глаза. Дыши глубже, Андреа!

— Что ты делаешь?

Она открывает глаза и видит его. Он бледнее, и волос у него еще меньше, чем помнится Андреа: ничем не примечательная наружность. Николас Кейдж.

— Ах… дышу морским воздухом.

— Извини, что ребята так себя ведут… Нечасто им приходится видеть таких красивых женщин, как ты.

Женщин? Андреа теряет дар речи. Улыбка застыла на лице, но это все же улыбка.

— Какой пляж тебе больше нравится? Тот, где шумят машины, или тот, до которого придется добираться пешком?

И вот они идут. Медленно идут на закат. Бархатный занавес со скрипом опускается. Зеленый лес. Красный дом. Вдали пляж. Их руки крупным планом. THE END.

* * *

За кулисами: исполнительница главной роли и военный трахаются всю ночь, до самого рассвета, с перерывами на сигареты и туалет. С перерывами на полюбоваться-задницей-исполнительницы-главной-роли. Обладательница этих необычайно «красивых и сильных ягодиц» (реплика военного) лежит на животе и чувствует себя маленькой и грязной, внезапно перевоплощаясь в образ Неуклюжей и Скованной.

— Как трогательно, что ты так не уверена в себе! — А потом, после того как Андреа взяла в рот очень, очень маленький член и сделала его чуть больше: — С этим ты отлично справляешься!

Никто прежде так не жаловался и не хвалил ее, и Андреа поворачивается к нему спиной.

— Ты плачешь?

— Нет, зачем мне плакать? — Лежать на спине и выслушивать приказы.

— Повернись ко мне, я хочу видеть твое лицо! — Она поворачивается. — Посмотри на меня! Я хочу видеть твои глаза! Хочу видеть, как ты кончаешь! Смотри на меня, когда я кончаю!

Андреа смотрит и смотрит, но не кончает; она закрывает глаза, ей стыдно, что она не выполняет предписания.

— Повернись, я хочу как следует разглядеть тебя!

Она вертится до головокружения, и он одобрительно хмыкает (но почему член не становится больше?).

— Ложись рядом, я хочу тебя попробовать!

Она ложится и думает, что у нее вкус моря.

— Ох, какая красивая, какая вкусно у тебя между ног! — Андреа хохочет. Он смотрит на нее взглядом, полным растерянности и, возможно, вызова (но скорее всего нет). — Что такое? Тебе не говорили такого раньше? Что ты сексуальна?

Андреа смеется так, что его слова растворяются в воздухе. Она знает, что он врет, но это неважно — ведь это пьеса, и Андреа изображает сексуальность.

— До тебя у меня только один раз была такая сексуальная женщина, — продолжает он втирать ей. Смех бурлит и пузырится внутри.

— Твоя жена?