Шоколадный папа

— Я влюбилась в другого — что поделаешь? Господи, я такое чудовище, он с ума сходит…

— Но ты же не могла поступить по-другому, — произносит Андреа, чувствуя, что тело застыло и окаменело, несмотря на солнечные лучи, пробирающиеся сквозь жалюзи, несмотря на объятия. — Если ты и вправду влюбилась… то по-другому нельзя.

— Я знаю, но мне все равно ужасно больно.

Рыдания понемногу утихают. Так странно слышать, как Лина-Сага плачет. Она как Лувиса: ее слезы — редкость. Если она плачет, значит, на самом деле больно. Андреа же как пастух из сказки, который должен был заиграть на свирели, если появится волк. Но он играл все время, поэтому, когда волк и в самом деле появился и пастух в ужасе схватил свирель, никто не пришел.

— Понимаю, — говорит она. Хотя на самом деле понять, что происходит внутри у других, невозможно. Понять, что думает Каспер, каким он видит слово «бросить». — Послушай, все образуется, ведь во всем есть какой-то смысл, правда? — Андреа говорит словами Лины-Саги: нужно помнить, что во всем есть смысл, а иначе ничего страшного не происходило бы. Зло, которое люди причиняют друг другу, утраты — потом становится ясно, зачем они нужны… Ты оглядываешься назад и понимаешь. — Правда? — повторяет она, кажется, каким-то натужным голосом. Надо потом спросить Каспера, какой у нее был тон. Так странно утешать сестру, Лину-Сагу.

— Да, правда. Для меня — правда! А у него сейчас никого нет. Я бросаю его одного.

Их двуспальная кровать мягкая, широкая, с деревянным каркасом. Между матрасами — рейка, чтобы они не разъезжались в разные стороны. Андреа смотрит прямо перед собой. На стене увеличенная фотография в рамке: Каспер и Андреа впервые празднуют вместе Новый год. Видно, что они подходят друг другу. Глаза так светятся счастьем, что становится жутко.

— Так жутко, — говорит Андреа Касперу. — Я думала, они всегда будут вместе.

— Бывает и так, — отвечает он. — Никогда не знаешь, что ждет тебя завтра или послезавтра… — Вдруг Каспер испуганно смотрит на нее и обнимает крепко, изо всех сил. Потом улыбается, отгоняя страх, и слегка ослабляет объятия, а затем произносит бодрым тоном: — Только мы всегда будем вместе, это точно.

— Да, пока не состаримся и не станем седыми и морщинистыми, — отзывается она, дрожа внутри.

— Только не седыми… Седыми мы никогда не станем.

Андреа чувствует, как слезы коварно поднимаются с самого низа, пробираются через вены к глазам. Она утыкается лицом ему в грудь — туда, где стучит сердце.

— Я не хочу терять тебя, Каспер.

— И не потеряешь! Я же сказал, мы всегда будем вместе.

* * *

Расстояние между ними не поддается объяснению — впрочем, существует ли оно?

Открытие выставки. Андреа волнуется, на светло-розовом (!) платье выступают пятна пота. Она обнимает маму Каспера.

— Давайте я все вам покажу. — Андреа идет на шаг впереди, держа руки по швам, чтобы не было видно пятен.

— А со мной не поздороваешься? — У Каспера в руках красная гербера. Он стоит прямо перед ней! Он держит в руках ее любимый цветок, а она его даже не заметила. Андреа смеется — выходит ненатурально. Говорит: «Привет, любимый», — звучит странно. Она обнимает Каспера — довольно холодно.

Андреа показывает свои автопортреты. Андреа в шести экземплярах на стене прямо перед ними.

— Какая тебе больше нравится? — спрашивает она Каспера.

Он тотчас же выбирает самую красивую и, как ей кажется, менее всего похожую на нее. На этой картине не Андреа, то есть Андреа, но более красивая, чем в жизни. Мама Каспера смотрит на нее и улыбается:

— Я хочу купить этот портрет. Если можно.

Андреа впору радоваться — первая проданная картина. Улыбка застыла на лице, словно чужая. Да еще и розовое платье! Только пятна пота свои, родные.

— Конечно, — отвечает она. — Я так рада.

Андреа смотрит на свой любимый портрет: широкая улыбка, которая многим показалась радостной, но Андреа-то видит, что она ненастоящая, фальшивая. И глаза: если приглядеться, то видно, что взгляд растерянный, как будто кто-то нажал «паузу».

* * *

Потертый красный бархатный диван в любимом кафе. Каспер пьет чай!

— Почему ты пьешь чай? — Андреа слышит натянутые нотки в собственном голосе.

— Просто захотелось. Иногда кофе надоедает, правда? — Она слышит спокойствие в голосе Каспера и не отвечает. Смотрит на черное содержимое своей чашки — точнее, коричневое, если добавить молока, черное становится серым. Но Андреа пьет кофе без молока.

— Очень вкусный чай, — говорит Каспер. Они сидят друг против друга. Он откашливается и продолжает: — Я хотел бы кое о чем поговорить.

Его покашливание словно бы отзывается гулким эхом между ними. Андреа хочется быть мягкой и восприимчивой, но она чувствует, как каменеет.

— Давай поговорим.

Он отпивает из чашки, делает глубокий вдох.

— Я так расстраиваюсь каждый раз, когда мы встречаемся в городе. Я жду и скучаю, а ты даже не смотришь на меня. Просто говоришь «пойдем куда-нибудь» и даже прикоснуться ко мне не хочешь. — Он переводит дух. — Иногда мне кажется, что ты вообще не хочешь меня видеть.