Шолох: Тень разрастается

Я упрямо надула губы и скрестила руки на груди. Полынь отпустил свой грешный браслет и вздохнул, костяшками пальев потирая переносицу:

— У тебя не должно быть иллюзий на этот счет, Тинави. Ты согласилась на сделку не с государством, а с Сайнором, как частным лицом, чьей власти по недосмотру хватило на подобную аферу с амнистиями. Старый, уставший Сайнор отчаянно хочет вернуть крошку-сына. Но Совет хочет только залепить поскорее курган, «во избежание», пусть даже и верит, что там, в глубине, Лиссай, и без меня вы туда не доберетесь. Им плевать, главное — залепить курган и «как бы чего не вышло». Зуб даю — если мой браслет покажет неладное, меня укокошат. Здорово, конечно, что на твою миссию, как она обстоит в реальности, это не повлияет. Но я не собираюсь умирать. Поэтому, в данных обстоятельствах, безвылазно торчать на одном месте — не вариант.

Я заметила, как во время этого монолога Кадия покраснела и поспешила опустить голову.

Ее отец, Балатон, возглавляет Совет. Судя по тому, что Кад не бросилась защищать честь папочки и не стала возражать Полыни, она понимала — Ловчий все усёк правильно. Дети — это, конечно, цветы жизни. Но Шолох — сама жизнь. Так что, пусть Совет и верит, что Лиссай под землей, терпеть подозрительные «выходки» ради его спасения они его не станут.

Я раздосадовано забубнила:

— Ну давайте кругами будем по предбаннику ходить! Пусть думают, никак не можем пройти внутрь!

— А как же великий махач с упырями, о котором будут слагать легенды? — снова взъерепенилась Кад.

— А как же мое исследование, которое сделает меня знаменитым? — осмелел Дахху.

— А как вам идея взять с собой Андрис — она наверняка что-то придумает с передачей фальшивых данных через браслет? — по-воробьиному склонил голову набок Полынь.

Я взвыла еще громче.

Потом вдруг поняла, что это Ловчий меня так поддержал в моем нежелании углубляться под курган без причины. Кадия и Дахху тоже встрепенулись и сразу поникли: голоса «идти вглубь — ждать у входа» внезапно разделились поровну. Что при установившейся субординации означало мою победу. По идее.

Я нахмурилась:

— Андрис нормально отреагирует на всю эту информацию вселенского характера?

— Андрис сложно обескуражить, — Ловчий улыбнулся.

— Тогда зови, — решительно кивнула я и кулаком погрозила раскрасневшейся Кадии: — А ты только попробуй у меня сунуться дальше, чем надо! Догоню и лично укокошу, никаких упырей не понадобится!

— Как же ты идиотски выражаешь свою любовь, — фыркнула Кад. — Но я все равно ценю, заметь!

Перемирие на кухонке наступило одновременно с рассветом: косые, лиловые лучи восходящего летнего солнца спицами пронизали комнату через несколько потолочных слуховых окошек.

Дахху с бряцаньем поставил на деревянный стол поднос с дымящимся липовым сбором и плюшками.

Да уж, вовремя!

Кад широко зевнула, прикрыв рот кулаком, сграбастала свою кружку и уселась прямо на пол. Я привычно выдвинула из-под стола скрипящую трехногую табуретку. Полынь, не слезая с барного стула, приблизился серией мелких громыхающих прыжочков, а Дахху, пробормотав что-то на тему «утро…эээ…утра мудренее», уковылял в комнату, забыв чашку, и ничком ухнул на матрас, перепугав бесчисленных золотых рыбок.

После нескольких обжигающих янтарных глотков — бессмысленных, раз уж идем спать, но необходимо вежливых — мы все последовали примеру Смеющегося и разбрелись по выдолбленным в стенах пещеры кельям.

Я с величайшим удовольствием закопалась под шерстяные пледы и пуховые платки, служившие мне одеялом. Сложила руки под правой щекой и прикрыла глаза. Раннее птичье пение, едва проникавшее сквозь номинальные оконные дыры в скале, баюкало куда лучше вечернего стрекота цикад.

Засыпать на рассвете — блаженство, доступное лишь самым самоуверенным. Тем, кто играет со временем, как ему хочется, тем, кто исподтишка мнит себя Стражем Ночных Мечтаний.

На рассвете всегда такая волшебная, прозрачная, кристальная тишина, что, каким бы ты ни был злобным отморозком, жди прекрасных снов. Жизнь благоволит бунтарям, коли те знают меру бунтарству. То есть умеют отличать красоту широкого жеста от пошлости. Нет ничего хорошего в многодневном упадническом кутеже, когда колеса реальности слетают со спиц, и вся твоя телега мироздания мчится, неуправляемая, навстречу полному провалу.

Но, в то же время, нет ничего слаще, чем, обдурив ход планет, ложиться спать на рассвете.

Я перевернула подушку свежей, прохладной стороной к лицу и мгновенно вырубилась.

* * *

В Шолохе закончился рабочий день — ленивый, почти бессмысленный, постпраздничный, — когда мы нашим маленьким отрядом встретились у трещины.

— Ну ты сильна-а-а-а, — восторженно выдохнула Кад, заглядывая в глубокий разлом, уродующий зеленые угодья дворцового острова.