Шолохов: эстетика и мировоззрение

Трехвековой период развития Ренессанса в Европе, шедший в разных частях континента по-разному и с разной степенью интенсивности, связан был и с эпохой географических открытий, которые расширяли и обогащали картину мира европейского человека, и со все более определявшимися товарно-денежными отношениями, которые в известной степени лежат в основе и сегодняшней экономической модели, и со все более возраставшими степенями свободы человека и меры его ответственности перед самим собой. Пользуясь метафорой Л. Н. Гумилева, можно сказать, что пассионарный градус периода Ренессанса в Европе был чрезвычайно высок.

Понятие же народа, народности в европейской культуре разных стран применялся в основном в этнографическом и культурном контекстах. Это объяснимо еще и потому, что этническая однородность многих европейских стран определяется много позже периода Возрождения.

В российской традиции это понятие сразу было одним из ключевых. Понятие общей русской Земли и Народа, ее населяющего, идет чуть ли не от «Слова о полку Игореве». Это понятие не только напрямую связано с понятием р о д о в о г о человека, на основании которого и вырастает содержание гуманизма в творчестве Шолохова, но по-своему включает в себя глубинный пласт родственных друг другу концептов и представлений, сформировавших в итоге миротип и ментальность русского народа, отразившиеся в его культурном наследии.

Еще раз сошлемся на авторитетное мнение Б. Рыбакова, который в монографии «Язычество древней Руси» писал, что в дохристианской традиции на Руси существовал «всеобъемлющий и вездесущий Бог» – «Род, сопоставлявшийся русскими писателями ХII в. с вавилонским Ваалом-Гадом, египетским Озирисом и Саваофом…» «Этому величественному богу Вселенной, – писал Б. Рыбаков, – крайне не повезло в нашей научной литературе: его или принимали за мелкого домового, охраняющего всего лишь род-семью, или же просто не упоминали». В то время как «с именем Рода связан широчайший круг понятий и слов, в которых корнем является «род»: Род (семья, племя, династия), Природа, Народ, Родина, рожать, Урожай». И заключение: «Не подлежит сомнению, что для средневековых русских людей слово «род» было всеобъемлющим обозначением Вселенной во всех ее жизненных, пространственных и временных проявлениях» [10, 247].

Рассуждая о специфике отношений между людьми в структуре общества с господствующим принципом капиталистического производства, К. Маркс писал о гуманистических аспектах этих отношений: «Непосредственным следствием того, что человек отчужден от продукта своего труда, от своей жизнедеятельности, от своей родовой сущности, является отчуждение человека от человека. Когда человек противостоит самому себе, то ему противостоит другой человек… Вообще положение о том, что от человека отчуждена его родовая сущность, означает, что один человек отчужден от другого и каждый из них отчужден от человеческой сущности» [11, 94-95].

Вот та объективная основа, на которой выросла сложная структура гуманизма возрожденческого (или индивидуалистического) типа. Выступая с одной стороны, как социально-историческая детерминация развития человека, она несла, содержала в себе импульс самоотрицания.

Когда Ю. Селезнев объявил, что Россия пережила период Ренессанса в XIX веке, он не учитывал того обстоятельства, что тяга всей русской культуры этого века к иным, неотчужденным формам гуманизма, представленных в сознании крупнейших деятелей той эпохи прежде всего народными художественными, психологическими и нравственными идеалами, не позволяла в качестве опоры избрать торжествующую и самоценную человеческую персону, без чего немыслим Ренессанс. Конечно, художественные достижения России в этом веке встали в один ряд с вершинными достижениями европейского Возрождения, это бесспорно.

Также очевидно, что, несмотря на такие прорывы в высоты человеческого духа, ни дворянство, ни духовенство, ни крестьянство в этот период не смогли представить системных взглядов на человека, его гуманистические ценности (в целом на существующее положение дел в России) и повести за собой все общество.

Блок, заявлявший о «крушении гуманизма» был не просто прав, он констатировал лишь то, что подробно было описано Толстым в «Воскресении» – ни одна из правд, показанная им, ни нехлюдовская (то есть дворянская), ни Катюши Масловой (то есть народная) не была универсальной, они имели разное происхождение и никак не могли быть склеены, несмотря на исключительные усилия с обеих сторон. Сам Лев Толстой в публицистике по существу об этом и рассуждал, то думая о «новом» писателе, который сможет выразить «истинное» понимание народа (хорошо известно это его высказывание), то создавая новое Евангелие, катехизис нравственных наставлений, соединяющих опять-таки несоединяемое, то непосредственно опрощаясь, «уходя в народ», чтобы изменить это неправильное, неправедное положение вещей, которое для в с е х является ложным.